Сколько там осталось до рассвета?..
Всё-таки Катя заговорила первая.
— Мы вернёмся в Манш? — голос её был хриплый и сорвался на последнем слове.
И вопрос пустой. Какая разница, ведь зачем ей Манш — без него? Что она будет с ним делать? Да что она вообще будет делать без Данира теперь? Если он единственный её мужчина во всех мирах. Но она вернётся в свой мир, а потом…
Суп с котом потом.
Пока она только одно могла — верить, что проклятье не сработает. А может, его уже нет, излечилось? Могло ведь такое быть?
Ни во что другое она не будет верить. Пока можно.
— Нет, моя, — он ответил не сразу, дав ей время на мысли про кошачий суп, например. — Мы отправимся в Биструп. Это столица Санданы. Портальный коридор из Манша в твой мир уже закрылся, даже если сам портал восстановили. Из Биструпа коридор пока есть. Там более мощный портал.
— Надолго он есть? Из Биструпа? Ты знаешь?
— Ещё дней десять. Но ты уйдёшь раньше. Нельзя тянуть до последнего. Соскучилась по своему миру?
— Не особенно. Знаешь, Витя как-то правильно сказал: у меня там, в сущности, никого нет.
Он сильнее прижал её к себе.
— Как ты относишься к Витхе?
— К Вите? Как к другу. Разве это неправильно?
— Правильно, — согласился он. — Кать, я хочу, чтобы ты понимала одну вещь. Ты меня слушаешь?
Надо же, назвал по имени. Конечно, она слушала очень внимательно.
— Ты теперь принадлежишь нашему клану. Ты — Саверин. Навсегда. У тебя будут деньги, недвижимость, машины и яхта моего отца — продай, если захочешь. Это все там, у вас. Я подписал документы здесь, и это магическое право, так что не сомневайся, наши стряпчие всё оформят тебе и там, быстро и без напоминаний. Дядя будет брызгать желчью, это его нормальное состояние последнее время. Не верится, что в моём детстве он был вполне добрым человеком.
— Данир, я должна рассказать тебе. Про твоего дядю, — встрепенулась Катя.
— Расскажешь. Пока слушай, — он так это сказал, что ей расхотелось возражать, и снова стиснул её, прижимая. — Я хочу сказать, что на тебя могут давить. Не надо пугаться, поддаваться. У тебя ничего не смогут отобрать. Ни к чему не принудят. Законных прав на это ни у кого нет.
— А незаконных?