Без приказа правителя смотритель замка не мог рассчитать многочисленную прислугу, набранную задолго до переезда Адэра в Лайдару, но позволить ей бездельничать старик тоже не мог. Сменив униформу служанок на халаты уборщиц, смазливые девицы отрабатывали каждый грассель, получаемый из государственной казны.

— Почему не избавились от рухляди? — спросил Адэр, пробираясь между креслами.

— Это не рухлядь, мой правитель, — ответил Мун и указал вправо. — Там стоит рояль, на нём играла матушка Зервана. Говорят, звучал он бесподобно. А там… — Старик указал влево. — …Комод из розового кедра. Комоду двести лет, а он до сих пор пахнет. За ним кровать, на которой был зачат Зерван. А в том углу мебель из его детской комнаты. А там…

— Выставить на торги, — перебил Адэр. — Может, найдутся ценители старья.

— Будет исполнено, мой правитель, — откликнулся Гюст.

Приблизившись к крутой деревянной лестнице, ведущей на крышу, Адэр подождал пока охранитель Ксоп — крупный парень сельской наружности — попрыгает по ступеням, проверяя их на прочность. Ступени скрипели и гнулись. Мун и Кебади переглядывались, надеясь, что им не придётся карабкаться наверх.

Ксоп скрылся за дверцей, вернулся через пять минут:

— Можно идти, мой правитель.

Адэр усадил Парня рядом с Гюстом, приказал охранителям помочь старикам и устремился к распахнутой дверце, из которой тянуло морозной свежестью.

Крыша имела сложную конструкцию: множество скатов, примыкающих друг к другу и образующих коньки и рёбра. Кое-где в скупых лучах осеннего солнца блестели плоские панели — благодаря им в замке есть свет, — ввысь тянулись каминные трубы. На выступе перед входом на чердак была обустроена площадка, огороженная перилами из прутьев.

Ступив на площадку, Адэр подождал, пока успокоится сердце, и подошёл к перилам, старясь смотреть не вниз, а вдаль. Здесь небо казалось ближе, солнце холоднее, ветер злее. В воздухе кружили листья, дым из труб уносился к горизонту. Справа виднелся краешек голого сада — бoльшая часть пряталась за крылом замка. Всё остальное пространство занимала пустошь: камни, островки пожухлой травы, заросли кустарников.

Вскоре к Адэру присоединились Мун и Кебади.

— Здесь всегда было так? — спросил Адэр.

Старики заговорили, перебивая друг друга и указывая в разные стороны. Там был луг, а там селение, в котором Мун, будучи мальчишкой, торговал рыбой. Чуть дальше росла берёзовая рощица, в ней Кебади встретил свою любовь. В лютую зиму рощу срубили, даже пни выкорчевали. За ней когда-то был пруд, но потом он превратился в болото и высох. А там находился конный завод, но коннозаводчика с семьёй убили беглые каторжники, лошадей забрали, а селяне закончили дело — растащили всё до кирпичика. Лиходеи позарились даже на кладбище, где Кебади похоронил жену и детей. Могильные плиты украли, затоптали могилки. Теперь там ковыль-трава расстилается.