Она всегда любила долгие, неторопливые беседы, но в тот вечер была просто ненасытна. Нимуэ жаждала новостей, и я вывалил все подряд, но она потребовала подробностей и деталей, как можно больше мелких и на первый взгляд пустячных деталей. Она ловко прилаживала каждую подробность, заполняя ею пустоты в моих рассказах, и выстраивала всю историю на свой лад. Все, что произошло за последний год, Нимуэ собрала и выложила, словно мозаику на полу огромного зала. В отдельности каждая ячейка могла показаться ничтожной, но, соединяясь с соседней, вдруг приобретала важный смысл и становилась непременной частью целого, черточкой в осмысленном и понятном рисунке. Больше всего Нимуэ заинтересовалась свитком, который Мерлин вынес из сгоревшей библиотеки Бана.

– Ты не читал его? – спросила она.

– Нет.

– Я прочту! – пылко воскликнула она.

Немного поколебавшись, я наконец решился высказать давно мучившую меня мысль:

– Я думал, что Мерлин отправился за тобой на Остров.

Этим я рисковал обидеть ее вдвойне. Во-первых, тем, что сомневался в Мерлине, а во-вторых, напоминанием об Острове Смерти, который она старалась забыть. Но она осталась невозмутимой.

– Мерлин верил, что я сама смогу позаботиться о себе, – спокойно сказала она и вдруг улыбнулась. – Кроме того, он знает, что у меня есть ты.

Стемнело, и ручей покрылся серебряной чешуей лунного света, предвещавшего наступление ночи Лугназада. Я хотел задать ей еще множество вопросов и не осмеливался, но Нимуэ неожиданно сама заговорила о том, чего спросить я не решился. Она говорила об Острове, вернее, о том, как оставшаяся незамутненной крошечная часть ее души наполнялась ужасом от чувства покинутости и обреченности.

– Я думала, что безумие подобно смерти, – тихо проговорила Нимуэ, – и что я уже не вырвусь из его лап. Это похоже на то, как будто ты запрятан в глубины своего беспомощного тела и не можешь выбраться оттуда. Но ты верил. Ты смог.

Она умолкла, и вдруг я увидел слезы в ее единственном глазу.

– Не надо, – попросил я, не имея сил слышать все это.

– А иногда, – продолжала Нимуэ, не слушая меня, – я сидела на скале и глядела в море. В этот момент я не чувствовала себя безумной и понимала, что служу какой-то цели.

– Никакой цели и быть не могло, – сердито перебил я.

– Ox, Дерфель, дорогой мой Дерфель, разума в тебе не больше, чем в камне, упавшем со скалы. – Она улыбнулась. – Цель – отыскать список Каледдина, чем и занялся Мерлин. Как же ты не понимаешь? Боги щедры на дары, но и требуют жертв. Безумие – та цена, которую я должна была заплатить за бесценный дар, попавший в руки Мерлина.