– И дар этот подлинный! – с искренним восхищением подтвердил Мерлин. – Хотя целомудрия он все равно не стоит. Кабы такую цену потребовали с меня, я бы и от посоха друида отказался! Занялся бы чем-нибудь попроще, вот стал бы, например, бардом или копейщиком.

– Ты провидишь будущее? – спросил я Талиесина.

– Он предсказал сегодняшнюю победу, – вмешался Мерлин, – а о гибели Кунегласа он знал уже месяц назад. Хотя, конечно, даже он никак не мог предвидеть, что никчемный саксонский увалень заявится к костру и украдет весь мой сыр. – Старик ревниво отобрал у меня остатки сыра. – Ты, верно, теперь попросишь предсказать тебе будущее, а, Дерфель?

– Нет, господин.

– И правильно, – одобрил Мерлин, – будущего лучше не знать. Все заканчивается слезами, и ничего больше.

– Но радость возрождается, – тихо проговорил Талиесин.

– Ох, господи, только не это! – воскликнул Мерлин. – Радость возрождается! Приходит рассвет! На деревьях набухают почки! Тучи расступаются! Тает лед! Избавь меня от сентиментального вздора, кто-кто, а ты способен на большее. – Старик примолк. Черные щиты закончили пляску и пошли позабавиться с пленными саксонками. При женщинах были дети; они громко вопили, раздражая Мерлина. Он нахмурился. – Судьба неумолима, – угрюмо повторил он, – все заканчивается слезами.

– А Нимуэ с тобой? – спросил я и тут же по предостерегающему взгляду Талиесина понял, что вопрос этот задавать не стоило.

Мерлин неотрывно глядел в огонь. Из костра выстрелило угольком; старик сплюнул в отместку, платя недоброму пламени его же монетой.

– Не говори со мной о Нимуэ, – отрезал он. От его благодушия и следа не осталось, я мысленно проклинал свой не в меру длинный язык. Старик тронул свой черный посох и вздохнул. – Нимуэ зла на меня, – объяснил он.

– Почему, господин?

– Потому что никак не может добиться своего, вот почему. Из-за этого люди обычно и злятся. – В костре треснуло очередное бревно, в воздух взметнулись искры, старик раздраженно стряхнул их с одежды, загодя плюнув в пламя. – Лиственница, – вздохнул он. – Свежесрубленная лиственница гореть не хочет. – Мерлин задумчиво воззрился на меня. – Нимуэ запретила мне везти Гавейна на битву. Она считает, добро пропало впустую, и, наверное, она была права.

– Гавейн принес нам победу, господин, – напомнил я.

Мерлин закрыл глаза и картинно вздохнул, давая понять, что дурость мою терпеть невозможно.

– Я посвятил себя одной-единственной цели, – произнес он после долгой паузы. – Одной очень простой цели. Мне хотелось вернуть богов. Это так трудно понять? Но для того, чтобы сделать что-то действительно хорошо, Дерфель, потребна целая жизнь. Нет, дурни вроде тебя вольны растрачивать себя по мелочам – сегодня ты магистрат, завтра копейщик, но когда все закончится, чего ты достиг? Да ничего! Чтобы изменить мир, Дерфель, нужно держаться избранной миссии. Артур к тому близок, не могу не отдать ему должного. Он хочет обезопасить Британию от саксов, и, думается, на какое-то время он преуспел, но саксы еще живы, и они вернутся. Может, я их уже не застану, может, не застанешь и ты, но твоим детям и детям твоих детей придется сражаться в этой войне снова и снова. К истинной победе ведет только один путь.