Я отшатнулся. Уставился на нее во все глаза.

– Сэнсаму? – эхом откликнулся я.

– Он – епископ, – настаивала Моргана. – Власть его – от Господа! Ты согласишься повиноваться ему во всем и всегда, ты согласишься принять крещение: только тогда сниму я проклятие.

Артур неотрывно глядел на меня. Проглотить унижение было непросто, но я подумал о Кайнвин – и кивнул.

– Я все сделаю, – сказал я Моргане.

И Моргана бросила вызов Божьему гневу и сняла проклятие.

* * *

Все произошло тем же вечером. Моргана пришла во дворцовый двор в черном одеянии и без маски, открыв на всеобщее обозрение жуткое, изуродованное огнем лицо – багровое, изборожденное шрамами, перекошенное. Она уже злилась на свою мягкотелость, но, верная слову, спешно принялась за работу. Разожгли жаровню, подбросили в пламя угля, а пока огонь разгорался, рабы притащили корзины с гончарной глиной, и Моргана принялась лепить женскую фигуру. Она замешала в глину кровь ребенка, умершего утром в городе, и росу, – раб загодя обмел мокрую траву во дворе. Грома не было, но Моргана сказала, что для снятия чар оно и не нужно. При виде творения рук своих она в ужасе сплюнула. Истукан получился и впрямь жутким: женщина с громадными грудями, разведенными ногами и зияющим родовым каналом, а в животе фигуры зияло углубление – здесь, в утробе, предстояло упокоиться злу. Артур, Талиесин и Гвиневера завороженно наблюдали за тем, как Моргана месит глину. Затем она трижды обошла вокруг непристойной статуи. После третьего обхода посолонь она остановилась, запрокинула голову к облакам и завыла. Я подумал было, ей так больно, что продолжать она не в силах и Господь велит ей прекратить обряд, однако затем Моргана обратила изувеченное лицо ко мне.

– Теперь мне нужно само зло, – промолвила она.

– Что же это? – спросил я.

Щель, заменяющая ей рот, словно бы раздвинулась в улыбке.

– Твоя рука, Дерфель.

– Моя рука?

Вот теперь я видел ясно: безгубая прорезь – это и впрямь не что иное, как улыбка.

– Рука связывает тебя с Нимуэ, – проговорила Моргана. – Это и есть канал, по которому течет злая сила. Ты должен отрезать себе руку, Дерфель, и отдать ее мне.

– Право же… – запротестовал было Артур.

– Ты принудил меня к греху! – Моргана с визгом обернулась к брату. – А теперь оспариваешь мою мудрость?

– Нет-нет. – Артур тут же пошел на попятную.

– Мне-то все равно, – небрежно отозвалась она, – если Дерфель предпочитает сохранить руку, что ж, его дело. А Кайнвин пусть себе страдает.

– Нет, – возразил я, – нет.