— Ну, не стоит трепать имя Двуры Хелт по кабакам, — серьёзно заметил здоровяк, но тут же снова улыбнулся и подвинулся, давая Ривэну место. — Но я бывал в Дорелии, и мне понравилось там. Были бы все там так же разумны, как ты… Меня зовут Уддин, сын Бьольда. А в охране Двуры я потому, — тут он с гордостью выпятил грудь, и Ривэн облизал губы, предвкушая приступ пьяного альсунгского хвастовства, — что был другом самого короля Конгвара и его товарищем в боях… Он и погиб на моих глазах, представляешь?

Уддин тоскливо вздохнул, а его светлые глаза даже подёрнулись влагой.

«Спасибо, небо, — до странности невозмутимо подумал Ривэн. — О, спасибо большое, это же просто чудо…».

— Пить с нами! — прорычал по-ти'аргски ещё один альсунгец, кровожадно насаживая на нож злополучное яблоко. А потом кто-то водрузил перед Ривэном прямо-таки гигантскую кружку. Настолько гигантскую, что он понял: ночь предстоит долгая.

* * *

— Но это будет, клянусь морем, единственный раз, — повторил Уддин, взбегая по ступеням к высоким дверям ратуши. Его кольчуга сурово позвякивала при каждом шаге, а начищенные поножи, отражая блеск робко выпавшего снега, слепили глаза. — Понял меня?

— Конечно-конечно, — с жаром подтвердил Ривэн, труся следом. Как только они приблизились к стражникам, он наклонился, якобы чтобы почесать нос, и предусмотрительно прикрыл лицо. Уддин прошептал что-то на ухо каждому из стражников — видимо, пароль, — а потом кивнул на Ривэна и коротко сказал что-то по-альсунгски. «Он со мной» или нечто похожее.

Ривэн покрепче прижал к груди мешок с ворованными мехами. Если всё пройдёт, как надо, он будет счастливейшим из смертных. А если нет — умрёт.

Ну ничего, утешил себя Ривэн, сверля взглядом широкую спину своего проводника. По крайней мере, у него теперь есть здесь приятель — авось заступится и попросит для него казни побыстрее… Что там самое гуманное у альсунгцев — кол, сожжение заживо?

Шутка, даже в мыслях, получилась неудачной. Ривэн поёжился, как от сквозняка.

Уддин вёл его совсем недолго, и Ривэн тщательно запомнил дорогу: поворот направо, потом — до конца узкого коридора и два лестничных пролёта наверх. Всего-навсего.

Внутри ратуша не представляла собой ничего интересного — особенно после энторского дворца. Низкие потолки и простые масляные лампы. Выцветшая ковровая дорожка с морскими узорами. На голых каменных стенах — ничего, кроме парадного оружия да старых грамот, кусков пергамента в рамах. Все грамоты завершались мощной печатью Хаэдрана или — поскромнее — какой-нибудь из торговых гильдий. За единственной попавшейся дверью скрипело перьями несколько угрюмых писцов. В большом ящике со специальной табличкой, под стеклом, хранились обломки знаменитой статуи корабля с центральной площади. Ривэн сам видел, как альсунгцы перетаскивали их сюда по приказу королевы. Больше напоминает глумление, чем дар уважения побеждённым.