При дворе она теперь считалась крайне интересной — девой-героиней, которая пережила множество приключений и опасностей. Лорды и рыцари осыпали её комплиментами, дамы недобро косились, девочки-подростки вздыхали с завистью. Из менестрелей, искусством которых король любил наслаждаться в мирные времена, двое или трое, казалось, готовы были продать себя в рабство на Минши — лишь бы услышать полную историю Синны эи Заэру и переложить её в песни. Пожалуй, это стало бы для них самым надёжным способом прославиться — за неимением новых героических сюжетов о победах, одержанных воинами Дорелии… Но Синна их сторонилась. Во-первых, ей не хотелось ни с кем откровенничать о том, что она пережила. Кезорре напоминало ей теперь совсем не о лаврах, музыке и сладком вине, а Ти'арг — не о Старых горах, уютных городках и Академии. Ни там, ни там она не нашла ничего, кроме крови, лжи и предательства.

Это был её мир, и она вернулась. Она нежилась в благах, пользуясь тем, что положено ей по праву рождения. Путешествие в Ти'арг, Кезорре и обратно научило её, среди прочих истин, самой естественной и простой: пользоваться нужно каждым шансом, который предоставляется. Пользоваться деньгами, властью, красотой или талантом — не роскошь, а обязанность. Разве можно, не пользуясь, выжить в мире, где есть маги из Дома Агерлан и служащие Прародителю фанатики, Линтьель и королева Хелт?… Ринцо Алья был благороден, как и его художница-жена. Король Тоальв Ти'аргский, дряхлый калека, был благороден, и его рыцари шли в бой, допуская только чистые средства… Что в итоге стало со всеми ними? Где они — может, боги поведают?

И теперь эта жизнь мстила за смерть и разрушения, нанесённые людьми. За уничтоженные леса, за возведённые городские стены. За пролитую кровь. За Хаос, впущенный в мир. За игры с теми силами, играть с которыми не положено.

И что мы станем с ними делать, когда разыщем? Запрём в клетки?… Думаю, у них были свои причины так долго скрываться. Двуликие не захотели иметь с нами дела, Индрис — сколько бы их ни осталось в Обетованном. По-моему, безопаснее будет оставить их в покое.

— Так где же эта главная… — возмущённо начал Нитлот — и осёкся. Вкрадчивым огнистым вихрем — пёстрым и непоседливым, как в жизни, — в его мысли ворвался Тейор. Он был далеко: удерживал левый край магического купола, прикрывая один из отрядов конницы. Нитлот редко слышал страх в его мысленном голосе, поэтому испугался и сам.

Чуть повреждённые стены Энтора теперь открывались ему с одного из холмов вдоль тракта. Светло-серый камень местами покрыла копоть — трудно сказать, от заклятий или от обычного огня. Лучники редкими рядами стояли между зубцов и скрывались в бойницах, одаривая альсунгцев новыми и новыми залпами. Те тоже не теряли времени даром: карабкались по приставным лестницам (их немало настроили за недели осады, обеднив окрестные перелески) и подтащили к воротам таран — огромное бревно с железным наконечником. Нитлот заметил, что кое-где альсунгцы достигли цели и добрались до верха: завязывалась рукопашная.