Нет, это уже нельзя было выдержать. Просто невозможно, что бы там ни говорили, ни писали, ни думали — по этому поводу и другим, в Обетованном и прочих мирах. Альен потянулся к нему…

Альен осторожно забрал у него чашку и поставил её на стол. Руки у него тряслись так, точно он недавно залпом осушил бутыль дурманящего снадобья… Хотя нет, даже в подобных случаях они, пожалуй, дрожали меньше.

Там только призраки, Андаивиль? — спросил он мысленно, когда драконица стала снижаться; сознание вновь коснулось драконьего разума, сияющего, как золотистый янтарь. Вихрь совсем других ощущений и связей между явлениями — ярких, напрочь лишённых человеческой логики — во второй раз коснулся его сознания; и даже этого небрежного прикосновения хватило, чтобы поразиться ему.

Так просто — и так дико было это осознавать. Он уже очень давно не был счастлив и лишь сейчас понял, как изголодался по этому чувству. В каждом глотке питья, в лакомствах и жаровне, в извилисто-печальной мелодии лиры — во всём был особый, законченный смысл. Внутри этого смысла было тепло, и не хотелось слишком уж много думать. Альен знал, что чрезмерные размышления погубят хрупкую красоту этих мгновений. Он хотел растянуть их до бесконечности.

«ПРОЩАЙ, АЛЬЕН ТОУРИ! С ТОБОЙ ПРИЯТНО ЛЕТАТЬ, ХОТЯ ТЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ТОНЕШЬ В СЕБЕ… НУЖНО ВЫДЫХАТЬ ПЛАМЯ, ИЛИ ОНО СОЖЖЁТ ТЕБЯ ИЗНУТРИ».

— Но цена, Альен…

— Прости меня, Альен. Я не должен был скрывать от тебя свои поиски и не должен был уходить. Я мог бы впустить тебя побродить по моему раскаянию, но, боюсь, у тебя хватит собственных терновых шипов…

— Иногда, но не теперь, — Альен одним рывком опрокинул в себя бокал и поморщился. Так пьют дорелийский сидр или эль в Альсунге, но уж никак не вино… Впрочем, для него это сейчас не было препятствием. — Ты сказал, что иногда одно лучше другого, правильно?

— Сейчас, — выдавил Альен, прочистив горло. — Ты…

— Но я видел, — Альен судорожно усмехнулся, услышав собственный жалкий хрип вместо возражения. — Хелт заказала у ювелира-мага диадему с куском того зеркала… Твоего последнего зеркала.

— Ты тоже?… — он проглотил ком в горле, стараясь унять пламя, незримо клокотавшее в груди, в животе и меж рёбер. Он должен, обязан остановиться. Терпеть. Ему и в прошлом казалось, что Фиенни — туманного и прозрачного, как сон, как лунная ночь, — может просто раздавить его напором.

«ДОЛЖНО БЫТЬ, ТОТ, К КОМУ ТЫ РВЁШЬСЯ, ИСПАРИЛСЯ ЕЩЁ НЕ ДО КОНЦА… ПОЛАГАЮ, МАГИЯ УДЕРЖИВАЕТ ЕГО ПОДОБИЕ В МИРЕ ЖИВЫХ. В МОЛЧАЛИВОМ ГОРОДЕ ОСТАЮТСЯ ТЕ, КТО НЕ ОБРЁЛ ПОКОЯ ПОСЛЕ ПОСЛЕДНЕГО ПЕРЕХОДА. А ЕСЛИ ОН ТАК ДОРОГ ТЕБЕ И ПОХОЖ НА ТЕБЯ, ТО О ПОКОЕ ЕМУ НЕЧЕГО И МЕЧТАТЬ, — драконица проигнорировала возмущённый возглас, который вырвался у Альена, и приземлилась, мягко погрузившись лапами в прогретый песок. — ВИДИШЬ ВДАЛИ ТЕ СТЕНЫ ЦВЕТА КОСТИ, ВОЛШЕБНИК? СТУПАЙ ТУДА И ИЩИ ЕГО. НО НЕ ЗАБУДЬ, ЧТО БЕССМЕРТНЫЕ ДАЛИ ТЕБЕ СРОК».