Услышав от него словечко справедливо, Линтьель чуть не расхохотался в ответ… Альсунгский воин, который всю жизнь резал, грабил и угонял в рабство почти во всех королевствах Обетованного — он рассуждает о справедливости? Он рассуждает о справедливости, хотя прожил уже столько лет и должен был (хотя бы в теории) набраться ума, осознав наконец, что все красивые слова — это именно слова, и не более?…

Он тяжко поплатился за это.

— Да, — вздохнул Нитлот. Его тоже не хватало на что-то более вразумительное. Наверное, им всем пока можно и помолчать.

— Ао у Вас уже нет, — проигнорировав его, сказал Линтьель. Согнув руку в локте, он крепко стиснул запястья Хелт, а другой рукой прижимал кинжал к её горлу. Золочёная рукоять приятно врезалась в пальцы; не скрывая удовольствия, Линтьель наблюдал, как бледная кожа над губой королевы покрывается бусинками пота. — Его украли, не так ли? Ещё в Академии. Белый волк Вам больше не поможет, и магия тауриллиан — тоже.

— Но нет тех, кто спасёт Вас. Здесь горстка людей, и они едва дышат… Ваше войско теперь — гора мертвецов под Энтором, моя королева. И это мне тоже известно.

— Не надо, — мягко сказала она. — Твоё место здесь, Зануда… Что будет с Долиной, если падёт Дорелия? Король Абиальд позвал нас на помощь, и ты должен сражаться, раз откликнулся на его зов. Это общий долг для нас всех — и тем хуже для тех, кто его не выполнит… Наши ученики, маги-беззеркальные, разбросаны по всему Обетованному, но совладают ли они с тем, что грядёт? Без нашей помощи — вряд ли. Ты должен остаться.

— В бездну сестёр! — прорычал Дорвиг, с лязгом доставая Фортугаст. — Тысячи мужей Альсунга погибли из-за твоих происков — вот что важно. Тысячи и десятки тысяч, если не сотни, отдала ты богине смерти — не ради королевства, но ради себя. Именем богов, встречай свой суд и воздаяние!

— …Так что, можно сказать, ты и провёл обряд Наречения-в-утробе, — Индрис явно слегка подтрунивала, а её волосы — цвета зари — по-прежнему щекотали Нитлоту шею… Он посмотрел наверх и поблагодарил звёзды за то, что они не сияют слишком уж ярко и его лицо не видно в темноте. — Ты, а не Альен, как мне хотелось. Ну и пусть.

Старик размахнулся и опустил тяжёлое лезвие.

Линтьель невольно поморщился: он не любил такое грубое и громоздкое оружие — хуже мясницкого топорика… Но выбора нет. Хелт смотрела на волнистое лезвие, и её зрачки медленно расширялись, заполняя голубизну радужки.

— Присаживайся, Соуш, — пригласила Индрис, тепло улыбнувшись голубоглазому великану. — Что же ты стоишь там, совсем один?…