Песня пелась раз за разом, остужая душу. Ингвар пел снова и снова.

Вниз, вверх, вниз, вверх, вниз, вниз.

И осёкся на сотом, может быть, круге, только когда в песню вклинилось совиное кыканье. Ингвара позвала сова.

Раны души весна

Скроет от глаз травой

Сова позвала Ингвара ещё раз.

Рано проснувшаяся птица не просто кычала, а именно звала.

С Великаном согласился и внутренний голос Таро Тайрэна и трусивший по пятам Уголёк. Нинсон отправился на зов, то и дело прислушиваясь к птице, чтобы не сбиться с направления.

Через пятнадцать минут он выбрался на тропинку, окончательно изодрав одежду.

— Ух. Отлично. Двадцаточка. Давно пора.

Ингвар различил в грязи круглые отпечатки копыт, даже не будучи следопытом. Удивился тому, что на такой малохожей тропке кто-то подрубает ветви, чтобы проскакал верховой.

— Давай-ка, друг! Подскажи мне дорожку.

Ингвар достал дайс и пока тряс его в руке, пытался подобрать вопрос.

Подобрать вопрос — это ведь полдела. Всё равно что отмычку к замку подобрать.

Нинсон относился к формулировке со всей серьёзностью колдуна, задающего миру вопрос. Сформулировать его нужно было предельно конкретно. Сейчас, после двух дней голодания и двенадцати часов пути по лесу, Нинсон был в нужном состоянии, чтобы расслышать даже тихий ответ.

Но прежде чем надоедать мирозданию, Ингвар сам пробовал ответить на вопросы, которые намеревался задать. Таков путь колдуна.

Где город?

Глупость! Разве именно в город? Деревня не устроит?

В какую сторону люди?

В любую — и так ясно. Вопрос только в расстоянии.