Он был Лунем. Седовласым Лунем, ночь за ночью проводящим над листами мироздания, мечтая разглядеть следы небывалого. Лунем, зажигающим свечу в лампе, и долго сидящим над загадками земли и неба, мусоля бороду и по старой привычке кусая губы и хмуря брови….

Он был Каплей, летящей по серебристой дороге в бесконечность. Капля знала, что внутри неё бежит беззащитный человечек, не ведающей о тяжести взлёта и падения, об опасности пути вне трассы. И нежно смыкаясь вокруг ранимого тельца, капля обнимала его свой податливой плотью. Она хотела защитить бьющуюся в клетке душу…

Он был Дождём. Старым худосочным ливнем, целеустремлённо шагающим по травам и камням тонкими ногами, словно землемер. Иногда забывающим, куда шёл, и долго топчущимся на месте, превращая мир в болотце. Дождём-растеряхой, рассеянно путающим растения и зверей, и поливающим и тех и других, с надеждой на быстрый рост и благодарное благоухание. Дождём-бродягой, который мог позволить себе шляться, где вздумается…

Он был старым Тэра, на последнем своём шаге в темноту не несущим на плечах груза стыда. Только сожаление, что сердце, так ровно горящее и трудолюбиво стучащее всю жизнь, отказало именно тогда, когда его рука надобилась для защиты и боя. Но, себе он мог признаться, смерть в бою оказалась легче и ценней, чем могла бы…

Он был Мотыльком. Мотыльком, летящим к свече. К огромному белому шару сплошного света, в котором сгореть — значит возродиться в следующей жизни обновлённым, чистым, лишённым оков трёх измерений. Мотыльком, который опасался только одного — что страшная птица окажется проворнее, найдя его хрупкое тело до того, как его примет шар сплошного света…

Он был Магурой. Любящей и нежной девочкой, ещё не вошедшей в пору зрелости тела и ума. Восхищённой до трепета не вполне окрепших крылышек от выпавшей ей участи быть рядом с Королевой, пронизывающей светом любви одним своим присутствием. Ловить её взоры, направленные, как казалось, в самую глубину естества, и чувствовать, как нутро переполняет жаркой лавой наслаждения…

Он был Братом. Братом, смотрящим в чёрное небо над фиолетовым пиком и жаждущим разглядеть звёзды. Братом, чьё сердце бешено колотилось, и в этой бьющейся метрономом вселенной не оставалось места окрику-предостережению. Звёзды так близки, что протяни руку, и они сядут на ладонь. И можно уже никогда не ходить по земле, если звёздная паутина ляжет под ноги забытыми картами улетевших ангелов…

Он был Командиром.

Пресветлым.

Другом.

Мужем.

Братом.

Он был Михаилом Медведевым.

Он был…

Он есть.

Михаил открыл глаза и тут же зажмурился. Но и краткого взгляда хватило, чтобы понять, что солнечный луч, разбудивший теплом на веках, пригрезился. Неба не было. Только серый каменный свод, под которым носились разноцветными стайками ручные «солнышки» стерв. Словно воздушные шарики, отпущенные неловким торговцем.