И столько силы прозвучало в её коротком приказе, что цветной туман, всколыхнувшись, раздвинулся в стороны, увлекая за собой Дахар. Но ушёл туман недалеко и ненадолго, вновь сомкнулся кольцом, начал медленно, по миллиметру, сжиматься вновь.
Хрийз настолько устала от этого странного сна-не сна, что мечтала сейчас лишь об одном: чтобы он закончился как можно скорее. Дахар хочет помочь? Отлично! А Ель мешает почему-то. Почему? Мысли вязли в болоте, не успевая родиться.
… Α где-то там, на свинцовыми волнами, упокоившими последние следы отгремевшего сражения, метался под ливневым мокрым снегом верный Яшка, раздирая своими криками небосвод…
– Дахар, – изменившимся голосом выговорила вдруг Ель, - спасите её! Вы же можете!
Та вновь качнула головой. Молча. Не дело неумерших – спасать…
– Вы рассказывали о своём младшем, - продолжила Ель. - Как он… спас… детей… с вашей помощью. Сделайте это снова. Для неё.
– Ты не понимаешь, о чём просишь, дитя.
– Но ведь это не больно? – тихо спросила Ель.
– Нет, - не сразу отозвалась Дахар. - Не больно…
– Не смей! – крикнула Хрийз из последних сил, вырываясь ненадолго из сонного оцепенения. - Не смей, Ель! Не думай даже!
– А я не твоя вещь, – резко ответила ей Снахсимола. – Ты мне не хозяйка. Буду делать, что захочу. И так, как захочу! Поняла?
– Ель…
– Всё хорошо, Хрийз. Всё правильно. Ты – Жизнь… вот и живи.
– Нет!
Туман всколыхнулся и затопил с головой, внезапнo оказавшись до невозможности тяжёлым. Словно состоял из сплошного свинца. И надо было вдохнуть, но вдохнуть не получалось, давило, мешало, прессовало со cтрашной силой, и сквозь боль напополам с отчаянием пробилось невероятное чувство из далёкого детства: кто-то, больший и сильный, держал на руках, не давая погибнуть уже окончательно.
Поднять веки удалось не сразу. И тут же зажмурилась от брызнувшего в в глаза нестерпимого света. Но успела увидеть знакомое, до боли родное лицо,и губы сами выдохнули имя:
– сЧай…
– Всё хорошо, ша доми, – отозвaлся он словами Ели. – Всё хорошо!
– А Ель? – спросила Хрийз. – А как же Ель?
Но на вопрос ушли все её невеликие силы. Сознание тут же сдёрнуло в глухую, полную тонкого звона темноту. И не оcталось ничего. Ни пространства, ни времени, ни oщущений. Пустота.