— Знаешь, а ведь эта каюта — своеобразная ловушка, — задумчиво произнесла Аэлин, поворачиваясь на бок и кладя голову на плечо Мальстена. Не задумываясь, она легонько провела рукой по рубцу от недавно зажившей раны на его левом боку.

— Ловушка? — приподняв бровь, переспросил данталли, выскользнув из своих мыслей, которые готовы были ужу унестись далеко отсюда.

— Да, — усмехнулась Аэлин. — Раньше, даже когда мы оставались вдвоем, я могла сбежать от тебя, постараться не думать о тебе… это всегда было возможно, а здесь… — аметив, что Мальстен нахмурился, она качнула головой и прикрыла глаза, — нет, не начинай. Я знаю, о чем ты думаешь, и спешу заверить: ты думаешь неправильно. Я это не к тому сказала, что я о чем-то жалею. Это просто мысли вслух.

Несколько секунд Мальстен молчал, глядя в потолок. А затем тихо усмехнулся.

— Как ты это делаешь? — спросил он.

— Что именно?

— Ты почти всегда точно знаешь, о чем я думаю. Никак не пойму, как у тебя это получается. Я не встречал раньше такого. Причем, ты почти с первых дней нашего знакомства научилась это распознавать.

Аэлин неопределенно качнула головой, прильнув к нему сильнее: в каюте было довольно прохладно этой осенней ночью.

— Говорят, женщины вообще лучше мужчин чувствуют других людей.

— Разве я не должен хорошо чувствовать других людей? — криво улыбнулся Мальстен, и на его левой щеке вновь показалась глубокая ямочка. Аэлин игриво коснулась ее рукой.

— Ну, сейчас я готова тебе сказать, что ты отлично чувствуешь людей.

Улыбка данталли вдруг стала более робкой, однако, вопреки опасениям Аэлин, не пропала вовсе.

— О чем думаешь ты? — спросил Мальстен. Аэлин чуть отодвинулась, приподнялась на кровати и потянулась к своей сорочке, продолжая заговорщицки улыбаться.

— Тебя это, скорее всего, смутит.

Мальстен растерянно улыбнулся, приподнявшись на локтях.

— Если честно, вот теперь мне не очень верится, что ты можешь меня смутить.