Здесь же не было ничего: только опустевшие комнаты, заполненные душной пылью и холодным зловонным воздухом. Кто-то открыл большую часть окон и одинокие снежинки, подхваченные сквозняком, порхали в пыльном пространстве, медленно оседая на давно не чищенные ковры.
— Точно мы попали в царство призраков, — вдруг пробормотала Галя, — я видела такую постановку.
— Там, где главный герой, в конце концов, тоже оказывается неупокоенной душой? — я ухмыльнулся, — мы её вместе смотрели, в Большом Императорском, лет пятнадцать назад. Не думал, будто тебе такое могло понравиться.
— А мне и не понравилось, — Галя встревоженно озиралась, — но запомнилось. Да где же они все?
— Я слышу голоса, — Оля прервала нас и указала рукой, — кажется, это — из кабинета Лилии. Она, Симон и ещё кто-то, не разберу.
— Значит нам туда, — я пожал плечами, — заодно поинтересуемся, куда и зачем они отправили всю прислугу.
— Как же воняет! — Галя закашлялась, — не удаётся блокировать.
Это — да. Вонь прорывалась через все фильтры, которые мне удалось поставить. Представляю, как смердело всё это для обычного человека. Дворец, ха!
Теперь уже и мне удавалось расслышать голос Лилии и негромкие ответные реплики Серого. Вот вклинился ещё кто-то и тут же зашёлся глухим кашлем, напоминающим клёкот водоворота. А это… Илья? Какого дьявола?
У входа в кабинет нам, наконец-то встретились первые живые души: личный телохранитель королевы — мулат Федерико, привезённый мной из западной окраины Чибиса и пара коленопреклонённых монашек, бормочущих тихую молитву. Федерико бросил на нас быстрый взгляд и криво ухмыльнувшись, продолжил размеренно править блестящий металл даги. Монашки, кажется и вовсе не заметили появления новых действующих лиц.
Зато в кабинете заметили. Тотчас. Говорившие умолкли, а те, которые молчали до этого времени, просто повернулись в нашу сторону. Вот это компания! Я, честно говоря, оказался поражён до глубины души.
Лилия замерла у открытого окна и в её руке, оказавшейся снаружи, трепетал большой белый платок. Симон сидел за письменным столом королевы и осторожно цедил из пузатого стакана золотистый напиток. Судя по знакомой гранёной бутылке, это было коллекционное Леми, которую Мыш приберегал для особо торжественного случая уже десять лет. Ножик скрючился в углу, на утлом табурете, невесть как оказавшемся посреди королевской роскоши и вытирал впалый рот окровавленной тряпицей. Подпирающий стену Илья, смотрел на меня с загадочной улыбкой ченнистанских истуканов. Наташа, сидевшая в глубоком кресле, подавала признаки жизни больше, чем коленопреклонённый Витя, в пышной хламиде кардинала. Он единственный не повернулся в нашу сторону.