Узор вен делал палача похожим на оцепеневший фейерверк, всплеск вулканического пламени. Свободной рукой Сенлин натянул рубашку поверх яркого черепа и обмотал рукав вокруг шеи убийцы. Красная Рука, казалось, начал задыхаться, и в Сенлине затеплилась надежда: возможно, он освободится. Но палач не охнул от неожиданности. Это был всего лишь вздох. Усталый, презрительный вздох. Сенлин наскучил своему убийце.

Не успел Сенлин затянуть самодельную петлю, как мучительная боль пронзила плечо. Палач вывернул его руку с поразительной механической силой. Он завертелся, напрягшись, пытаясь удержать плечо в суставе. Его вынудили перевернуться на живот, и он оказался совершенно беспомощным. Он пинался, как ребенок в истерике, но пятки били мимо цели. Красная Рука дернул жертву за волосы, упираясь коленом в копчик, и спина Сенлина изогнулась дугой. Он почувствовал себя щепкой для растопки, которую вот-вот переломят надвое. Потом пол резко двинулся навстречу. Времени хватило лишь на то, чтобы отвернуть лицо, и он ударился боком. Щепки впились в ухо и щеку. На мгновение он оглох. Затем звенящая нота, спускаясь из-за пределов слышимости, точно падающая бомба, медленно достигла нижних частот. Его голову во второй раз подняли и ударили об пол, под ним треснуло дерево. Перед глазами Сенлина заплясали мошки, желтые пауки поползли по красной сети. Красная сеть открыла пасть, демонстрируя маленькую горячую топку и похожий на пламя язык.

Сенлин почувствовал теплое дыхание палача, когда тот сказал:

– Вы, интеллектуалы, всегда так удивляетесь, когда обнаруживается, насколько хрупки ваши тела. Разум – он ведь такой крепкий, такой далекий. Но мышцы и кости просты, как охапка соломы. Ее можно развязать или сломать. И чем больше ломается, тем сильнее сжимается разум. В миг перед падением в смерть великий интеллект превращается в жалкое зернышко. Разум – не более чем дверь во тьму. – (Сенлин хотел закричать, но не смог.) – Вот куда ты направляешься, Томас. В прожорливый, равнодушный, вечный мрак. Где картина?

Доведенный до отчаяния страхом и отупевший от избиения, Сенлин заметался в поисках чего-нибудь для самозащиты. Он несколько раз хлопнул ладонью по полу. Шершавое дерево царапало кожу. Он был дезориентирован. В какой стороне дверь? Если бы он только смог достать аэрожезл, по крайней мере, смог бы умереть, защищаясь. Но вокруг ничего не было, только белье и щепки.

Он сперва понял, что не может глотать, а потом – что не может дышать. Убийца сидел у него на спине и тянул за шею, как всадник, останавливающий лошадь. Внезапный прилив эйфории овладел Сенлином. Он смутно распознал, что это радостное чувство – приближение смерти. И неожиданно ему стало легче. Красная Рука ошибся. В том, другом мире был свет; была возможность для умиротворенных размышлений. Он позволил разуму блуждать. Интересно, что с Огьером? Должно быть, художник хорошо спрятал картину, раз ее не нашли. Может, Огьер умер до того, как признался, где его любимая «Девочка с бумажным корабликом». Сенлин увидел ее, стоящую лучах великолепного калейдоскопического света Купален, над собственной тенью, темной, как дыра в мире. И в его видении Мария стояла рядом, одной рукой подобрав юбки, а другой держа девочку за руку. Он наблюдал с берега. Они на него не смотрели. В этом не было необходимости. Они были счастливы; мир заполнился светом.