— Не может. Она обладает Формой, своей Формой. Мы просто не в состоянии ее различить. Взгляни на небо. Если бы родители не рассказали тебе, ты знал бы, что те несколько звезд — Орион?
Гегемон выпил и долил себе еще вина.
— Хм… Если мы не в состоянии узреть их Форму… Откуда мы знаем, что они вообще видят нашу?
— Мы не знаем. Но, — Нумизмат снова поднял палец, усмехнулся зловеще, — это они к нам прибыли.
Черный стон упал еще на полтона. Зазвенели миски, кувшины и кубки.
— И все же, — пробормотала Хиратия. — Я ведь слышу в его голосе тоску, страдание, злость, печаль.
— Это не его голос. Тебе кажется.
— Клавдий тоже это слышит, — упиралась она. — В следующий раз привезет лиру, это можно сыграть, в этом есть мелодия, он сыграет — и тогда убедишься.
— Фукидид Третий, «Войны с готами». В ту ночь Замос и Илоксас по прозвищу Эвексис решили напасть на лагерь готов из засады. Сняв тяжелые доспехи и вымазав лица грязью, они прокрались со своими людьми сквозь топь. Никто их не заметил. Они уже различали костры врагов и слышали их голоса. Услышали также и песни, что в ночи пели варвары, чтобы не поддаться сну. Замос и Илоксас, конечно же, не понимали их диких песнопений, и, тем не менее, их сердца в холодной ночи дрогнули, и воители бесшумно зарыдали во тьме. На рассвете, когда Замос дал знак, они ринулись на пойманных врасплох готов. Хроники не вспоминают, чтобы кто-то из варваров выжил.
— Есть!
Она бросилась к макине, опуская в лязге и скрежете длинный помост.
Назад он шел медленнее. Был наг, под натянутой кожей явственно проступали ребра. Останавливался, перегибался в поясе, плевал и кашлял. От аэромата не осталось и следа. Волосы взлохмачены, на руках кровь. В левой руке он сжимал кинжал с клинком, подобным пламени.
Соскочив со ступеней на террасу, он долгое время стоял и громко дышал, втягивая в легкие теплый аэр. При этом поводил диким взглядом — с гегемона на Хиратию, на Акера и назад. Пальцы на рукояти кинжала он стискивал столь сильно, что дрожала вся рука.
Софистес внимательно всматривался в тело Бербелека. Изменение пигмента на левом бедре, дополнительная кость над правой ключицей и маленький огонек, дрожащий на лбу, — но и все.
Гегемон подступил к землянину, искры возбуждения с шипением выстреливали под эфирными доспехами.
— Ты видел его, эстлос? — спросил он требовательно. — Как он выглядит? Ты ведь можешь что-то сказать! Он тебя вообще заметил? Эстлос!
Бербелек замахал руками — и той, с кинжалом. Все отступили на шаг. Но прежде он успел зацепить ребром ладони о кругоручник Хиратии, из разрезанной руки вырвалась кровь. Бербелек, казалось, вообще этого не почувствовал. Уставился на гегемона, нахмурился, заморгал. Открыл рот, но не издал ни звука.