— Нынче
Поймал Нумизмата врасплох, склонившись над ним и осторожно пожимая плечо:
— Не бойся, — прошептал он на ухо старику. — Я ничего ему не сделаю.
И вышел на террасу.
Гиппирои направились за ним, гегемон первым. Акер заколебался, свернул в боковой коридор, отворил металлический шкафчик и вынул эфирный аэромат. С вибрирующей макиной под мышкой прошаркал боковым выходом под тень поднятого помоста.
Они стояли подле ступеней. Хиратия по кивку землянина поспешила привести в движение тяжелый полиспастный меканизм, опустила на шестеренки внутренние перпетуа мобилиа. Бербелек и гегемон молча глядели поверх обожженных стен внутрь Узилища, внутрь серебристого круга Пытовни. Бербелек начинал покашливать.
Акер подал ему аэромат. Землянин повертел его в руках. Нумизмат уже открывал рот, когда Бербелек быстрым движением накинул капюшон на голову и затянул ремешки. Ураниосовые роторы принялись веять горячим Воздухом прямо ему в лицо.
Помост, опускаясь, скрежетал и гремел. Бербелек плотнее запахнул свои длинные свободные одежды и спустился по восьми ступеням меж толстыми цепями. Помост уже приблизился к уровню площадки. Акер вспомнил о внешних аэроматах башни и на миг отступил в коридор, чтобы отворить сопла поддува на террасу. Когда вернулся, помост был уже пуст (грохот и лязг стихли), а Бербелек быстрым шагом двигался по пологому склону вглубь кратера. Прошел над легко шумящей Пытовней, прошел над Первыми Часами и перескочил на шлаковый отвал на склоне кратера; белые полы позади него развернулись, приземлился в полуприседе, на ткани остались длинные полосы черноты. Не оглядываясь, он быстро сбежал вниз. Гиппирес снова привела в движение тяжелые макины, помост начал подниматься.
Они стояли у стен, Акер, гегемон и Хиратия, вглядываясь в одну точку. Белая фигура добралась до дна кальдеры и свернула к темному облаку пыли и дыма, что клубилось к юго-западу от центра углубления.
— Откуда эта пылевая буря? — спросил гегемон. — Хотелось бы его наконец-то увидеть.
— Так ведь и видишь, и видишь, — захохотал Нумизмат.
— Вижу лишь клубы мусора на ветру.
— Потому что нас не охватывает арретесовая аура. Гляди на эстлоса.
Землянин был лишь в нескольких десятках пусов от границы пыли. Можно было ожидать, что ветер станет развевать полы его одежд, но с теми происходило нечто иное: ткань утратила однородный цвет, полосы черноты превратились в пятна всех оттенков серости, затем одежды потеряли привычный вид, рукава, полы, отброшенный на спину капюшон, со всяким следующим шагом Бербелека словно накладывались сами на себя, смешивались, разрывались, вихрь пестрых кусочков, наконец и вовсе утратили фактуру ткани, землянин шел, одетый в такое же облако пыли-не-пыли, вуаль всецветного дыма, как и тот, к кому направлялся, и взаправду был уже в его границах, уже прикасался к ней, рука, голова, стопа — вошел, исчез.