— Так, хорошо, ещё, ещё…

Вспомнила, как убивала отчима, как лезвие распарывало его кожу, рвало мышцы, погружалось в тело. Злость придала уверенности. Ну же, сколько ещё уродов осталось на земле? Сколько их вот так свободно бродят в темноте и ищут очередную жертву? В чём виновата Наташина мама? А отец, привязанный здесь?

— Ты и сама по уши в дерьме.

Всё верно, не бывает хороших или плохих. Есть нормальные и ненормальные. Маша сейчас старательно возвращалась к «нормальности». Какая ирония — стать нормальной после смерти, оставив после себя столько всего, что вовек не очистится…

Она подняла таки нож, слепо ткнула им во что-то мягкое. Второй рукой нащупала натянутую верёвку и принялась её разрезать. Перед глазами мелькали искорки.

Верёвка подалась легко, лопнула от напряжения, и сразу же обмякла. Маша быстро перерезала ещё в нескольких местах и только после этого открыла глаза.

Грибов стоял перед ней на коленях, торопливо стаскивал с себя обрывки, сдирал скотч.

— Ты кто такая? — зашептал он осипшим голосом. — Что происходит? Кто вы все такие?

На секунду замер, будто прислушивался к кому-то внутри головы. Потом протянул руки со скрюченными грязными пальцами к Маше, взял её за голову и резко прислонил свой лоб к её лбу.

Искры вспыхнули ярко и болезненно. Маша вскрикнула, чувствуя, как её сознание наполняется густой темнотой. Ведьмы перебирались обратно. Или, наоборот, затаскивали её в голову Наташиного отца.

Ты справилась!

Мы все справились!

Иди к нам!

Теперь нужно найти выход отсюда, вернуться к кладбищу и закончить дело. Мужчина нам поможет. У мужчины есть силы. Иди к нам.

Она увидела десятки рук, которые выползали из темноты.

Она хотела спросить: как же вы меня схватите? Это ведь происходит внутри головы.