– Ты не участвуешь, – резко сказал Трапезников. – Ни ты, ни любой другой из вас.
– Что?! – возмущенно воскликнули Гроза и Лиза.
– Что?! – слабо отозвалось эхо, и они не сразу поняли, что это Павел – бледный, с обвязанной головой, стоит в дверях, придерживаясь за косяк, и стонет чуть слышно, но так же возмущенно, как и они: – Что?!
– Вы не участвуете, – холодно повторил Николай Александрович. – Мне нужны все силы, которые может отдать человек. Подчеркиваю – все! Дрожащие руки, подкашивающиеся ноги и туман в голове, а также слишком нежное и жалостливое сердце будут нам только помехой. Все это отвлечет не только вас, но и всех остальных. Вы еще не научились концентрироваться на задаче полностью, всем своим существом, отрешаясь от собственных чувств и ощущений.
– Папочка! – плачущим голосом воскликнула Лиза. – Что ты такое говоришь?! Ты нас выгоняешь?!
– Честно говоря, я бы предпочел, чтобы вас здесь вообще не было, – изрек Трапезников, глядя поверх их голов со скучающим видом. – Самым разумным было бы отправить вас восвояси. Как минимум в Москву, если не куда-нибудь подальше.
– Я никуда не поеду! – разом крикнули все трое.
Николай Александрович только чуть повел бровью:
– Вы не задумывались над тем, что мне было бы очень легко
Все трое переглянулись и нехотя, но слаженно кивнули.
Васильева арестовали за антисоветскую пропаганду и подрывную деятельность, которую он проводил в Волжском пароходстве. Об этом Ася и Ольга узнали из смятой, невероятно замусоленной записочки, которую неведомо кто опустил в их почтовый ящик.
Как и где, из какого окна, на каком пути выбросил Василий Васильевич эту записочку, никто не знал. Неведомо также, какой добрый человек не побоялся ее поднять, положить в конверт и отнести по тому адресу, который едва можно было разобрать. Вряд ли это был Симочкин кум, которым она хвалилась! Просто кто-то пожалел несчастного узника. Такие случаи бывали…