А там, на чердаке, все еще трещат выстрелы. Там убивают тех, кто доверился ему!

Черные глаза Артемьева словно бы вонзились в его глаза. Гроза пытался «бросить огонь ему в лицо», однако не смог даже сосредоточиться. Слишком много сил отняло у него пустое любопытство!

Слишком много сил…

Внезапно он осознал, что выстрелы стихли. Зазвенело выбитое стекло, и кто-то крикнул, высунувшись из чердачного окошка:

– Готовы! Все!

Грозе не надо было объяснять, что это значит.

Ноги у него подогнулись. Он упал на колени и взглянул на Артемьева с мольбой. Однако это не было мольбой о пощаде – он молил о смерти, он жаждал расплаты за все, что совершил.

Артемьев поднял «наган», его палец медленно потянул спусковой крючок.

«Скорей!» – подумал Гроза, стиснув зубы и не опуская глаз. Горе, ненависть к себе мешали ему дышать. Каждое лишнее мгновение жизни было пыткой. Он мечтал о выстреле, о смерти как о минуте счастья. Не будет ничего, будет тьма, но это все же лучше, чем боль, которую он не в силах перенести!

Вдруг страшно, отчаянно закричала Лиза, и этот крик заставил Грозу оторваться от гипнотизирующих глаз Артемьева.

Что-то смутно белело посреди двора, словно бы облако, напоминающее человеческую фигуру. Очертания его то расплывались, то обретали четкость, и в какой-то миг Грозе почудилось, что он видит Трапезникова и даже слышит его голос! Эти слова, эти прощальные слова…

Но его увидел также и Артемьев. Он отшатнулся было, но тут же овладел собой и вскинул «наган», однако Гроза метнулся вперед и успел заслонить собой тень Трапезникова.

Поздно!

Грянул выстрел.

– Нет! Не надо! – тонким голосом взвизгнул Павел и заплакал в голос.

Светлый призрак исчез.

Гроза тяжело рухнул наземь. Какие-то мгновения он еще чувствовал, что пуля разорвала ему грудь, словно кто-то в самом деле бросил огонь в его сердце и выжег его дотла. Потом все исчезло.

Лиза упала рядом с ним без сознания. Павел то пытался ее поднять, то тряс Грозу, бессмысленно, отчаянно крича:

– Нет, нет, не надо! Я не хотел!

Артемьев наклонился над Грозой, поднял веки над его закатившимися глазами, нащупал слабое биение пульса на горле, выпрямился и с облегчением сказал: