С уверенностью Лаванда заключила, что Китти ей всё-таки неприятна и несимпатична — не важно, была она «своей» или нет.
Но, пожалуй, пора уже уходить отсюда. Лаванда двинулась сквозь толпу куда-нибудь, где было бы поменьше народа, чтоб рассмотреть боковой выход или хоть какой-то выход, кроме главных ворот. Это оказалось нелегко: люди теснились поближе к помосту и были очень недовольны, что их раздвигают. Наконец, удалось выбраться на более менее свободное место, но правая рука застряла между стоящими, браслет зацепился то ли за сумку, то ли за молнию… Лаванда рванула рукой сильнее и высвободилась, но нить, скрепляющая перья, лопнула, и белые пёрышки разлетелись по воздуху.
Далеко они не улетели — упали тут же, под ногами. Лаванде вовсе не хотелось терять их — свидетелей стольких её лет — и она присела на корточки, чтоб собрать перья. Одно, два, десять… Вот и все (или почти все) у неё, надо будет только скрепить потом заново. Лаванда спрятала их в карман и, почувствовав вдруг на себе чей-то настойчивый взгляд, вскинула голову.
Поодаль, шагах в пяти от неё стояла Нонине. Не фотография, даже не глюк — живая всамделишная Софи Нонине.
Она стояла у стены старого здания и смотрела на Лаванду с неодобрительным подозрением. Лаванда, уставившись на неё, замерла на месте. (Что теперь делать, надо куда-то бежать, когда бежать невозможно, или прятаться, но где, да и поздно, но что-то же надо делать…)
Минуту или две они смотрели друг на друга молча. Затем Софи плотнее укуталась в плащ из крысиных шкурок, отвернулась и, больше не поворачиваясь, прошествовала в сторону помоста. Её длинное чёрное платье шелестело по земле.
Выйдя из ступора, Лаванда подскочила и бросилась прочь.
Остановившись только за углом, она прижалась спиной к стене — в попытке слиться с этой стеной, стать невидимкой. Кровь стучала в висках одной только мыслью: «Она меня видела, она меня видела…»
«Успокойся, вы всего лишь встретились взглядами».
«Это
«Эй, — пришло вдруг в голову, — да ведь она и не на тебя, скорее всего, смотрела. Она же правительница, она смотрела на всех сразу… А тебе показалось, что только на тебя».
Лаванда хотела было поверить, но память её была упряма и говорила обратное. «Нет, она смотрела именно на меня!»
Хотелось только рвануть отсюда и бежать куда-нибудь — прочь из города, за полярный круг — всё равно, куда.
«Ну, даже если и так, Лаванда… Во-первых, совсем не обязательно, что она будет что-то делать по этому поводу. Даже, скорее всего, что не будет. Поэтому бежать совершенно незачем. Ну а если вдруг случится маловероятное и она всё же решит что-то предпринять… То, видимо, она