Они не хотели. И в девочках, каждая из которых была копией своей матери, им отныне предстояло видеть отражение своих любимых женщин.

– В Сосновом они, – сказала старуха. – Управляющий обещал ждать, сколько потребуется. Если вы уже настрадались вдоволь, так ступайте в поселок за своим детьми!

Вот только не нашли они в Сосновом девочек. Вообще никого не нашли. Хозяин постоялого двора, того самого, в котором снимали номера жена и сын Григория Анисимовича, рассказал, что примчался управляющий на рассвете в экипаже, запряженном взмыленными жеребцами, потребовал срочно расчет и тогда же, на рассвете, отбыл с семьей в неизвестном направлении. Были ли с ним маленькие девочки, хозяин постоялого двора не знал, но младенческий плач, кажется, из экипажа слышал. Оставил ли Григорий Анисимович письмо или какое-либо распоряжение? Так не оставил! Торопился сильно и словно бы чего-то боялся.

– …Вот оно как, – вздохнула старуха. Она уже не ходила, лежала в своей избушке, готовилась помирать. Не умирала лишь потому, что ждала дочку. Ту самую, что должна была занять ее место в этом проклятом лесу. – Слабый оказался человечек, не устоял перед соблазном.

Про соблазн Степан уже и сам все понял. И про соблазн, и про то, отчего вдруг перестала работать волшебная вещица. Оттого и перестала, что подменили. Управляющий, видно, и подменил, когда Степан вздремнул перед дальней дорогой. Себе оставил вещицу? Не устоял перед ее силой? Богатств захотелось несметных, как у Игната, или в другом дело?