– Я-то? Опасалась его поначалу.

– Это почему же?

– Опасалась, и все! И вообще. О покойниках плохо не говорят.

– Ты, мать, что-то темнишь, – заметил Толик. – То все вертелась около него, а теперь почему-то «опасалась».

– Казалось: не нашей он веры, вот и весь мой сказ.

– Не нашей… А чьей же? – не отставал Толик.

– Не хочу говорить об этом.

– Погоди, мать. Давай разберемся. Что значит не нашей? Ведь он не мусульманин был, не иудей…

– А разве только эти веры существуют?

– Ну, еще буддизм, индуизм там… Но это уж больно экзотично.

– Не то говоришь.

– Я тебя, мать, не понимаю.

– Не понимаешь?! Ладно, скажу. Я считала: он – посланец ада!

– Ну, ты даешь! – засмеялся Толик. – Нечистую силу в своем доме обнаружила!

– Опасались, это поначалу, – не отставал Иван. – А потом? Потом-то вы к нему как относились?

– И потом также, – засмеялся Картошкин.

– Замолчи, Толя! Хватит! Человек только что умер, а мы его обсуждаем, по кусочкам раскладываем. Может, он еще тут? Слышит нас. Как бы там ни было, мы должны его похоронить.

– Правильно, – подтвердил Толик. – Именно мы и должны.

Когда Людмила Сергеевна Плацекина узнала, что муж застрелил ее главного, как она считала, врага, она вначале не поверила. Миша, как она считала, был чуть ли не главным приверженцем этого Шурика, и вдруг прикончил собственными руками. Но весть принес всеведущий завхоз Кузьмич, причем через пятнадцать минут после убийства. А Кузьмич находился в курсе всего происходившего в Верхнеоральске.