– Поэтому предлагаю ее отпустить, – твердо сказал Иван. – Пускай идет восвояси.

– А ты знаешь, что она – жена нашего бывшего сотоварища майора Плацекина? – спросил Толик.

– Да какая разница, чья она жена. Довольно человека мучить!

– Так пойди и освободи, – предложила мамаша.

– И освобожу… – И Иван скорым шагом направился в тот участок кладбища, на котором раздавались веселые голоса.

– Нет, не наш он человек, – заметил Славка.

– Не наш, – подтвердил Валька.

– Дураки вы! – заметила мамаша, сплюнула и пошла прочь.

И компания двинулась следом.

Плацекин быстрым шагом спешил в сторону кладбища. Следом едва поспевал шустрый завхоз Кузьмич. Он что-то быстро и горячо бормотал, однако майор его не слушал. Он думал. В душе Плацекина бушевали противоречивые чувства. Мысленно он представлял телеса своей супруги, сидящей на тачке, и это незримая картина вызывала в нем ослепляющую ярость. Конечно, Людка – далеко не ангел. Конечно, она захватила власть в городе самым подлым маневром, конечно, она ввела военное положение и приказывала арестовывать и пороть людей, но ведь она человек, и притом женщина. К чему же такая жестокость! Но, кроме ярости, в нем проснулось злорадство. И злорадство вполне объяснимое. В последнее время Людка совсем потеряла всякое чувство меры. Ладно бы делала карьеру да помалкивала. Но ведь она его лично ни в грош не ставила. Что ни слово – пренебрежительный тон, насмешка, а то и откровенная издевка. Людка думает, он не знает, что она путалась с начальником тюрьмы… да мало ли еще с кем. И вот теперь она поплатилась за собственную самонадеянность и глупость.

Но Даша!.. Его несчастное дитя, ставшее при живых отце и матери почти что сиротой. Дом – полная чаша, а она шатается по чужим людям, живет в притонах, льнет к проходимцам. Почему так? А потому, что до ребенка родителям, особенно матери, нет никакого дела. Кормя Дашу хорошей едой, обеспечивая ее лучшей одеждой, которую только можно достать, удовлетворяя любое ее желание, они просто забыли о том, что она не говорящая кукла, а человек. Причем находящийся в том возрасте, когда больше всего требуется любовь и сердечное участие. И вот теперь приключился такой конфуз. Как перенесет Даша позор, нежданно свалившийся на голову матери, а значит, и на нее?

«А может, пристрелить Людку, и дело с концом, – возникла в сознании шальная мысль. – Пристрелить, а потом себя… Даша станет тогда настоящей сиротой. И что будет дальше? Нет, нельзя, нельзя… Это вообще для нее смерти подобно. Ведь девчонка, совсем девчонка!..»

– Ты говоришь: сгущенным молоком ее вымазали? – спросил Плацекин у Кузьмича.