Скрипнув зубами, я сбивчиво объяснил все Агни. Ее удивление только возросло:

— Зачем ему это было нужно?

— Он говорил, что… любит меня и не хочет, чтобы я попал под власть другого носферату.

— В каком смысле — "любит"?

— Во всех, — буркнул я, и Агни уставилась на меня круглыми глазами.

— Что-то я не понимаю…

Я засомневался, стоит ли развивать эту тему. И вообще, кто меня за язык тянул?

— Не хочу я о нем говорить, Агни. Правда, не хочу. Он исполнил, что хотел — сделал из меня стопроцентного носферату, и… и все. Довольно об этом.

Агни кивнула, соглашаясь, но недоумение так и затаилось в глубине ее глаз. Мы свернули на боковую аллею, обсаженную мрачными елями. На кладбище и то веселее.

— А папа? С ним что?

— Не знаю. Но поводов печалиться у него, по-моему, достаточно, — сказал я, а про себя подумал: их и раньше было не меньше, но Кристиан никогда не выглядел таким подавленным. Разве только после гибели моего отца… и Лючио.

— Ты разве не слышишь его мысли?

— Нет.

— Я думала, все носферату это умеют…

— Не все. Это редкое умение, очень редкое, — возразил я. — Да если бы я даже и умел, то ни за что не полез бы в голову к Кристиану.

Агни вздохнула; ее ладонь в кармане моего пальто шевельнулась.

— С ним нужно поговорить…

— Нужно, — согласился я. — Но… я боюсь, Агни.

— Чего?

— Услышать что-нибудь такое, чего я… не хочу слышать. Видишь, Агни, какой я ничтожный трус. Трус и эгоист…