Я взяла подзорную трубу и увидела троих одетых в черное господ, стоявших на пристани, как надзиратели. Кэл и Люк подошли к этим зловещим фигурам, а потом, к моему вящему неудовольствию, все пятеро направились вдоль по Кэролайн-стрит к нашему дому, то есть к Логову. Позади них шли еще какие-то люди — небольшая толпа.

Я спустилась к Леопольдине, которая работала в мансарде, и спросила ее, не догадывается ли она о причинах подобного парада.

— Нет, — отвечала та. — Я послала их к отмели Сомбреро-шоул, они должны были находиться там. — При этих словах она отняла подзорную трубу от изменившего очертания глаза и добавила: — Все должно идти своим чередом, я гадала на это.

— Нам лучше спуститься, — возразила я. Так мы и поступили.

Когда Каликсто, Люк и гости в черном вошли — большая часть толпы расселась на ступеньках нашего крыльца, выказав при этом оскорбительную, на мой взгляд, дерзость, — так вот, когда они прошествовали через вестибюль и появились на пороге кабинета, мы встретили их втроем: я, Леопольдина и Мэрион.

— Джентльмены, — обратилась я к ним после того, как они кивнули и приподняли шляпы, — не желаете ли присесть?

Двое из людей в черном сели. Пока они тщетно пытались обрести равновесие, третий попятился на два шага от Мэрион и бросил взгляд на меня. Он явно хотел что-то сказать, но губы его не слушались. Я улыбнулась в ответ, но при этом передвинула в сторону череп, оперлась об угол письменного стола, приподняла брови над верхним краем синих очков и мысленно приказала Каликсто:

«Говори».

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Увы, кажется, я становлюсь богом.

Мы не только тщательно отшлифовали и довели до совершенства способы предсказания кораблекрушений, но умели оценить — посредством практикуемого Леопольдиной «внутреннего видения», дополненного изучением гороскопов, — состояние терпящего бедствие судна, то есть степень… бедственности, что ли, его положения. Определить, какая опасность ему грозит и удастся ли нам благополучно его спасти. А также есть ли ради чего стараться. Поэтому нам удавалось избегать чересчур опасных ситуаций и не связываться с грузами, приносившими лишние хлопоты. Правда, лишь до того дня, о котором идет речь.

— Так вы говорите, рабы? — спросила я.

Я присела на угол письменного стола и погрузила пальцы в глазницы Бедного Йорика, чтобы вызвать еще большее замешательство у троих незваных гостей и сбить с толку того из них, кто остался стоять. Похоже, он был главным и явно намеревался выступить с речью от лица остальных. Сначала мне показалось, что вид Мэрион достаточно повлиял на него, но потом я заметила, что ему хочется проникнуть за синие стекла моих очков и встретить взгляд моих колдовских глаз с изменившими форму вращающимися зрачками. Не приспустила ли я ненароком очки, позволив им сползти на кончик носа, чтобы показать ему глаз? Ах, как опрометчиво я поступила. Что ж, пускай! Пусть смотрит своими черными, глубоко посаженными глазками, едва различимыми на мясистом лице, как перчинки, прилипшие к ветчине; пускай силится разглядеть что-то важное. У нас есть более насущные дела. Вот, например, одному из присевших гостей удалось разлепить поджатые, как у строгого пастора, губы, напоминавшие верх туго завязанного кошелька, и произнести: