— Но я… я искал утешения… И до сих пор в нем нуждаюсь. — Произнести это оказалось труднее, чем представлялось. — Впрочем… что вышло, то вышло. — Он дотронулся до ее лица и провел пальцем по резко очерченному изгибу верхней губы. — Я не хотел говорить об этом.

— Так зачем говоришь? — Она была несколько уязвлена, но не ощущала ни раздражения, ни обиды.

— Потому что я снова хочу быть с тобой, но уже ради тебя.

Музыка смолкла. Сен-Жермен оглянулся на музыкантов.

Те собирали свои инструменты. Падмири взяла его за руку.

— Ты говорил такое кому-нибудь прежде?

Сен-Жермен нахмурился.

— Она умерла.

— Какой была эта женщина?

— Не все ли равно?

— Нет, — сказала Падмири. Она не испытывала любопытства: ей просто хотелось понять, что тревожит его.

Тонкие длинные пальцы, лежащие в ее руке, чуть напряглись.

— Это было около года назад, в Китае. Там мне встретилась одна женщина. Мы стали любовниками. Чуть позже монголы убили Чи-Ю.

Он протянул Падмири свободную руку и был странно обрадован, когда та сжала ее.

— Лаская тебя, я не думал о ней, но… пытался избавиться от воспоминаний.

— Примирился ли ты с ее смертью? — спросила она ровным тоном, скрывая толкнувшийся в грудь холодок.

— Примирился ли я с ее смертью? — машинально повторил Сен-Жермен. — Что тут сказать? Я продолжаю жить. Чи-Ю умерла. Эта тема себя исчерпала.

— А ты?

— Я? — Он был явно обескуражен вопросом.

— Ты ведь, я думаю, порождение Шивы, пережившее смерть и отвергнувшее ее, верно? — Сделав подобное предположение лет пятнадцать назад, Падмири пришла бы в неописуемый ужас. Теперь же она, казалось, не ощущала и страха.