Амир отсиживался у дикарей около недели, но выяснить, людоеды ли они, ему так и не удалось. Да, черепа на кольях у хижин торчали, но всю эту неделю питались они в основном рыбой, птицей и какими-то личинками, довольно приятными на вкус.

А когда он решил-таки, оставив раненых поправляться и далее, идти в Асунсьон, Амир вдруг с удивлением обнаружил, что не может собрать своих негров. Двое ушли с мужчинами на рыбалку, еще четверо — на охоту, а вошедший в возраст Ахумба, как ему сказали, прямо сейчас проходит какое-то испытание, чтобы иметь право называться мужчиной.

— Ну, значит, так Аллаху угодно! — рассмеялся Амир и начал прощаться.

Он уже видел, что все его рабы словно вернулись домой после долгого, лично для них совершенно бессмысленного пути.

Когда Томазо вошел в Асунсьон, там уже правили бал индейцы, а если точнее, святые отцы, и на центральной площади даже установили несколько столбов с заранее приготовленным хворостом.

— Для кого поставили? — подошел Томазо к палачу, проверяющему надежность крепления цепей к столбам.

— О-о-о, — протянул тот, — у нас вся городская тюрьма забита. Есть для кого.

— А где Совет редукций заседает? — поинтересовался Томазо.

— А вот здесь по улочке пройдешь, мимо здания магистрата, а там у людей спроси.

Томазо поблагодарил, высоко поднимая ноги, пробрался меж разлегшихся на мостовой отдыхающих индейцев, прошел улочкой, отыскал магистрат, затем Совет и сразу же наткнулся на Бруно.

Его убийца сидел во дворе на скамейке, в тени раскидистого дерева рядом с тощим высоким монахом и что-то чертил палочкой в пыли.

— Здравствуй, Бруно, — подошел Томазо.

Часовщик выронил палочку и медленно поднял глаза.

— Здравствуй, Томазо…

И тогда сидящий рядом высокий тощий монах удовлетворенно улыбнулся и встал.

— Здравствуйте, сеньор Хирон. Счастлив, что вы до нас добрались.

Час десятый

Час десятый

Томазо сидел на самом почетном месте и лениво наблюдал за возбужденными, счастливыми членами Совета.