– Вы туда кого-нибудь пошлете?

– Дело заведено. Дальше – рутинное расследование.

– Сегодня?

Эф оторвалась от дисплея, но посмотрела не на Микки, а на один из постеров: пушистую белую кошку в шапке Санта-Клауса, сидящую на белом снегу.

– Сегодня нет. Девочку не бьют, сексуальных домогательств нет. Непосредственная опасность девочке не грозит.

– Но он собирается ее убить! – воскликнула Микки, чувствуя, что потерпела полное поражение.

Задумчиво глядя на кошку, словно прикидывая, когда же она соскочит с постера, поменяв белое Рождество на калифорнийское лето, Эф ответила:

– Даже если история девочки не плод ее фантазии, он убьет ее только на следующий день рождения, который наступит в феврале.

– До ее дня рождения, – поправила инспектора Микки. – Может, в следующем феврале, может… на следующей неделе. Завтра пятница. Я знаю, вы не работаете по уик-эндам, но, если вы не придете туда сегодня или завтра, они могут уехать.

Эф так пристально смотрела на постер, ее глаза до того остекленели, что она, казалось, медитирует на образе кошки.

Инспекторша являла собой черную психологическую дыру. В ее окрестностях из человека высасывались все эмоции.

– Их дом на колесах ремонтируют, – настаивала Микки, чувствуя, что она опустошена, выжата, как лимон. – Механики могут починить его в любое время.

Со вздохом Эф достала из коробочки две бумажные салфетки, осторожно промокнула лоб, стараясь не попортить макияж. Когда бросала салфетки в корзинку для мусора, на ее лице отразилось удивление: неужто Микки еще здесь?

– Когда у вас собеседование?

Поняв, что больше ей здесь ничего не высидеть, Микки встала и направилась к двери.

– В три часа. Я успею.

– Компьютерному программированию вы научились в тюрьме?

Хотя лицо инспекторши оставалось бесстрастным, Микки заподозрила, что этот вопрос – прелюдия к очередному оскорблению.

– Да. У них очень хороший курс.