Ноа говорила, не поднимая головы, иногда касалась пальцем черных букв и те вырастали и съеживались, слипались в непонятные сейчас Витьке слова, расходились, как мелкие щепочки на воде. Он слушал напряженно, стараясь не пропускать сказанных слов и потому слова написанные молчали, не раскрывая спрятанного в них смысла.

Оторвав взгляд от страницы, мысленно тронул купол, раскинутый над домом и поежился, когда понял, что тот раздался в ширину и вверх, уходя на грань, до которой еле-еле он мог дотянуться. Голос Ноа медленным гонгом коснулся невидимого шатра:

— А Книга — для бесконечных. Кто вечно растет.

У Витька закружилась голова.

— Бывают и такие?

— Ты.

— Что я?

— Ты такой.

Витька откачнулся от теплого плеча. Осмотрел тихую темноту, из которой точками, полосками, скобками поблескивали грани стекол, краешки фигурок и чашек, заплатки отражений.

— Ничего себе. Значит, я не такой? Не такой, как остальные? Еще скажи — избран.

— Есть такие, Витя, как ты. Но их меньше, чем прочих. И ты не такой как прочие.

— Здорово… Значит, бесконечный. В каком смысле? Бессмертный, что ли?

— Нет. Тело умрет. И если случится земная опасность, умрет раньше, чем износится.

— А в чем же тогда бесконечность меня?

— В росте. Ты — трава бытия. Растешь и будешь расти, пока не умрешь. И нет тебе остановок. Никогда тебе не будет покоя. Вернее, любой покой будет лишь более медленным ростом. Перед следующим трудом.

— Так потому я услышал, как все внутри гудит? Я думал, — он кашлянул неловко, но договорил, потому что Книга смотрела на них и требовала точности, — я думал это сила во мне растет.

— И сила тоже. Но она следствие. А твой внутренний шум и все, что ты испытываешь иногда, разное, не испытанное прежде — лишь подготовка вместилища. Знания велики и мощны, им нужно место, чтоб прорастая в тебя, заполнить и расти дальше. Через тебя. Теперь ты ничего и никогда не сделаешь для себя. А только для того огромного мира, вселенной, о которой многие думают — сказка, нет ее. И всегда будешь в самом начале, потому что путь — бесконечен.

Согнутые колени Витьки отблескивали в неярком свете лампы. Очень осторожно он поднял руку и дотронулся до колена, накрыл. Обычное человеческое колено, вон и ссадина на нем подживает. Внутри, там, где по словам Ноа, росло вместилище знаний, затошнило. Голову стиснуло железным обручем, даже уши зачесались и он провел другой рукой по скуле. Как же? Был просто человек, а стал, кем? Тошнота была сухая и плоская, будто в желудке поставили ребром металлическую пластину. В сжатой голове внезапно забилось желание вернуться в человеческое. Отчаянно хотелось закрыть какую-то дверцу, захлопнуть со звоном, отсечь, чтоб голова стала головой, желудок — желудком, сердце — просто качало кровь, и все прочее — обычным, как у всех.