В подвале белого дворца мужчина во время превращения умер. Женщина выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжавшись в комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти, пока наконец то, о чем она просила, не исполнилось, освобождая ее от мучений. В тот день в стае почти не разговаривали; Михаил ушел в лес, бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово: «чудовище».

В разгаре лета Олеся родила. Михаил смотрел, как появлялся ребенок, а когда Олеся нетерпеливо спросила: — Это мальчик? Это мальчик? — Рената стерла пот с лица и ответила: — Да. Прекрасный здоровый сын.

Новорожденный пережил первую неделю. И тогда Олеся дала ему имя: Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передвигаться на трех лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего — сам Виктор, который проводил большую часть времени рядом с новорожденным, следя янтарными глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.

Ветры пронизывали леса. Надвигались проливные дожди, стая чуяла их сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба, Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое существо, поскольку ночь за ночью гонялись за ним, начиная бег в человечьем облике и стараясь перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный туннель. Оба они стали быстрее, но, казалось, что и поезд тоже стал более резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля как дьявол из преисподней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь чуть не взлетал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость, выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита сдерживался. Красный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном туннеле.