Страх потеряться и никогда не вернуться в своё тело ушёл. Он знал, что всегда может это сделать, достаточно лишь мысленного усилия.

Он учился управлять своим астральным телом и со временем Земля перестала его притягивать. Привычка ходить сменилась полётами, гораздо более удобным средством передвижения. Ведь силой мысли можно парить бесконечно! Он искренне недоумевал, почему этот дар отняли, скрыли от человека, надев на него кожаные одежды.

Скользя по мирам-подпланам, он встречал невидимое множество существ, от странных, фантазийных, безобразных до необыкновенно привлекательных, имя которых 'природные духи' и сущностей высших, называемых ангелами.

Никакого ада с горящими котлами, созданного воспалённым воображением церковников не было и в помине. А неописуемо отвратительная местность с неприятными обитателями и чёрной и вязкой, как жидкий асфальт, атмосферой, наполненной зловонием разложения и смрада - лишь самый низший подплан существования, ужасный, но всецело порождённый самим человеком при его жизни. Человеком порочным и жестоким, куда он сам себе и уготовил путь.

Дьявол и сонмы демонов, созданных для устрашения невежественных масс, оказались ни чем иным, как мириадами различных сущностей, иной формой жизни, следовавшей по неведомым ступеням эволюции, одной из разновидностей которых и было то самое чудовище, которое его так напугало в первый раз, беззлобно, из любопытства выйдя поглазеть на новичка.

Встречал он и огромное число просто умерших людей, но в силу собственного невежества и по воле искажённого зловредного религиозного учения, они бродили в темноте, в тоске и страданиях, не находя успокоения. Он научился находить нужные слова, чтобы научить, облегчить беднягам путь к Свету и вознесению к более высшим сферам, а их родственникам - горечь о невосполнимой утрате.

Его сон превратился теперь в одно захватывающее путешествие, расстояние потеряло всяческий смысл, исчезли барьеры и преграды. Он мог в мгновенье ока перенестись в любую точку мира, посещать интересные места, любоваться великолепными зданиями и красивейшими пейзажами, произведениями искусства в любом музее мира, заслушиваться великой музыкой, подобной которой не было на Земле.

Но больше, чем сама музыка, его завораживало созданное ею зрительное изображение, мыслеформы, что она оставляет и которые ещё долго колышатся на тонком плане, тая постепенно. Он мог долго с упоением наблюдать, как восхитительные, упорядоченные формы необыкновенных цветов вырастают над Концертными залами консерватории и мерцая, то сильнее, то ослабевали, отливая серебром, пробегали по ним золотые и рубиновые вкрапления, а серебрянная нить мелодии, с нанизанными на неё жемчужными бусами, распадалась на волокна различных цветов и сплеталась в дивную косу необычайной красоты.