Да и откуда ему знать, что у Толстухи вообще есть Треугольники? Может, их и вовсе нет? И все ловко подстроено? Небось, у нее имеется какой-то прибор, с помощью которого она убедила его Треугольники, что здесь безопасно? А теперь просто присматривает за ним… Копы же в это время шмонают его квартиру и «собирают материал», прекрасно зная, что сам Перри преспокойно сидит у Толстухи и жует сэндвич с курицей?

Взгляд Перри пригвоздил ее к палевому стулу. Она смотрела на него, как газель на льва, который сбил ее с ног, но еще не перегрыз горло. Перри поставил тарелку на кофейный столик.

— Где они? — тихо спросил он.

— К-кто? — Ее глаза наполнились слезами, по жирным щекам побежали соленые капли.

Она что, думает, он тут дурака валяет? Перри взял со стола тесак и принялся поигрывать им. Каждый раз, когда широкое лезвие шлепало по ладони, Толстуха вздрагивала, как от слабенького электрического разряда.

— Не надо делать из меня идиота, — прошептал Перри и улыбнулся во весь рот, не потому что ему нравилось происходящее и не потому, что он хотел ее запугать, а потому, что власть была целиком и полностью в его руках. — Где они? Покажи. Живо.

Толстуха изменилась в лице, когда наконец-то поняла смысл его слов.

— Вы про мои Треугольники, да? — с готовностью выпалила она.

Перри ощутил ностальгию — вот оно, отчаянное желание угодить, избежать побоев, напомнившее ему о матери. Так мама разговаривала с отцом.

— Ты отлично меня поняла…

— Я не обманываю вас, клянусь! — Она умирала от страха, Перри видел это яснее ясного, но, несмотря на животный ужас, Толстуха говорила тихо и сдержанно. Умница.

Она встала и стянула просторную ночную рубаху — быстро и без возражений, хотя лицо ее и покраснело от унижения. У Толстухи были огромные обвислые груди с большущими сосками. Она до сих пор оставалась тучной, хотя дряблая кожа болталась на ней мешком. Какие сто, до заражения она весила килограммов сто двадцать!

Все правильно, у Толстухи на животе гнездилось три Треугольника. Слезы капали с дрожащего подбородка и скатывались по грудям. Толстуха сама повернулась, демонстрируя левый бок. На бедре тоже прижился Треугольник. Он был немного темнее, чем его собственные. С каждой стороны Треугольника змеились черные упругие жилы. Две погружались в тело Толстухи, а одна нежно обвивала ее бедро.

Кожа женщины выглядела нездоровой. По углам Треугольника вздулись чирьи. Над телом паразита кожа сильно натянулась, как будто тот вымахал слишком большим, чтобы оставаться под ней. Собственные Треугольники Перри смотрели бессмысленным, расфокусированным взглядом, а этот — нет. Он злобно таращился на Перри, источая ненависть, и походил на луч от мощного фонаря, пронзающего угольно-черную нежную ночь.