Его затошнило, словно чья-то узловатая рука сжала и перекрутила кишки. Ничего страшнее таких мук он в жизни не видел. Толстуха извивалась от боли и ужаса, ее лицо перекосилось — она хотела кричать, но не могла набрать в легкие воздуха.

В разворачивающемся перед Перри фильме ужасов заключался намек и на его грядущую смерть, не менее отвратительную и не менее мучительную. В то же самое время он ощущал небывалую радость от того, что на его глазах происходит что-то величественное и прекрасное. Эйфория, экстаз заполняли разум; такого счастья не бывает ни от наркотиков, ни от самого лучшего секса. Чувства — чужие, не его — были так сильны, так ярки, что Перри уже не мог отделить их от своих собственных. Эмоции Треугольников затопили все его существо.

Перри подумал, что можно убить Толстуху — просто провести ножом по горлу, и ее страдания закончатся, — но не находил в себе сил встать и взять тесак. Он должен знать, что будет дальше. Толстуха все равно умрет. И разве рождение — это не счастье?

Женщину захлестнула волна новой боли, и она задергалась, будто на электрическом стуле, покачиваясь из стороны в сторону и не сводя глаз с какой-то, несомненно, очень интересной детали на беленом потолке. Она обмочилась. Перри наблюдал за ней с удивлением и отвращением.

Треугольники двигались все быстрее и быстрее. Их крупные головки натягивали мягкую кожу изнутри, четко прорисовывая свои очертания. Треугольники выросли. Их тела теперь напоминали усеченные пирамидки. Перри вспомнил, как раньше готовили попкорн в духовке: набухающие зерна постепенно растягивали и разрывали упаковку из фольги. Треугольники не унимались — они собирались выскочить из тела Толстухи, как пробки от шампанского, и таким образом отпраздновать свое рождение в прекрасном новом мире.

Нарывы лопались один за другим — на коже Толстухи оставался густой гной.

ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ. ЭТО КРАСИВО? ДАЙ НАМ ПОСМОТРЕТЬ! ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ! ВЫЛУПЛЯЮТСЯ!

ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ. ЭТО КРАСИВО?

ДАЙ

НАМ

ПОСМОТРЕТЬ!

ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ! ВЫЛУПЛЯЮТСЯ!

Перри не обратил внимания на вопли своих Треугольников — в данный момент его интересовали Толстухины паразиты. Они бились все сильнее и сильнее, и кожа на теле женщины начала рваться. Страшнее всего выглядели три Треугольника на животе — сначала они выпрыгивали на полсантиметра, потом разгонялись и натягивали кожу сантиметров на пятнадцать, будто треугольные пенисы быстро-быстро вставали и опускались, вставали и опускались, вставали и опускались…

Наверняка те два на заднице тоже пытались вылупиться, но тщетно — их плотно придавило весом грузного тела.