Когда он пустился в обратный путь, погода стала меняться еще стремительнее; ветер безжалостно бил в борта саней, а иной раз дул собакам прямо в морды. Повезло еще, что поверх военной формы на Синклере было новенькое красное пальто с белыми крестами на спине и рукавах, которым он разжился в сарае. Да и сани были оснащены ветрозащитными бортами. От неудобного положения на полозьях разболелись колени, но если бы он встал, мощный ветер сдул бы его с саней в два счета. Синклер с тревогой подумал об Элеонор и о том, в каком состоянии ее застанет. Ему и самому претила мысль запирать спутницу в комнате пастора, но он опасался, что она может вытворить что-нибудь безрассудное. Он не мог поручиться, что сейчас она пребывает в здравом уме.
По опыту Синклер знал, что в отличие от прочих болезней вроде малярии или лихорадки, приступами которой время от времени жутко мучился сержант Хэтч, их ужасная жажда не исчезнет уже никуда. Она преследовала их постоянно, иногда подтачивая незаметно, словно подземная река, а иногда вырываясь наружу бурным потоком и требуя, чтобы ее утолили незамедлительно. Синклер волновался, сможет ли Элеонор — тонкая как тростинка даже в лучшие годы и такая молодая — и дальше выдерживать всепоглощающее желание. Зловещий недуг был одновременно и благом, защищающим от сотни смертельных болезней, и проклятием, которое навечно установило над ними свою темную власть. Избавитель и угнетатель в одном обличье. Временами Синклер сомневался в воле и, главное, желании Элеонор бороться и жить дальше в такой безвыходной ситуации. Тем не менее он верил, что его железной воли хватит на двоих. Нравится ей или нет, но Элеонор необходимо то, что он ей везет, и, что более важно, ей необходим он. Синклер прикрикнул на собак, заставляя бежать проворнее, но ветер перехватил его слова и затолкал обратно в рот между стучащими от мороза зубами.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Майкл покинул лазарет с гудящей головой. Все слишком невероятно, слишком удивительно, слишком неправдоподобно, чтобы разум мог безропотно принять факт. Ему это не приснилось? Он действительно только что разговаривал с человеком, который был заморожен в леднике больше сотни лет, задолго до его рождения?
Надо успокоиться, сказал он себе. Рассуждать логически. Сразу все осмыслить невозможно, поэтому следует двигаться вперед маленькими шажками. И в данный момент маленькие шажки — не фигуральные, а вполне реальные — привели его, цепко держащегося за протянутые между модулями веревки, к гляциологической лаборатории. Майкл был уверен, что Данциг бродит где-то неподалеку, но на всякий случай решил убедиться, что тому не вздумалось прятаться в подземной берлоге, куда его изначально положили. Несомненно, Мерфи уже проверил подвал, но Майклу надо было собственными глазами увидеть, что каюра там нет. Поставив точку в этом деле, он по крайней мере покончит хотя бы с этой неопределенностью, а сейчас ему больше всего не хватало именно определенности. Хоть в чем-нибудь.