«Ты должна умерить свой пыл и подчиниться», – ненавистные голоса снова пробирались ко мне сквозь туман боли. Я тихонько усмехнулась: ну, что ещё вы можете? Покалечить человека, заставить его дрожать, лёжа на холодном полу? Но я не сдамся! Я всё равно поднимусь, чего бы мне это не стоило! Вы не увидите меня побеждённой, пока я жива!

«Ты должна подчиниться», – повторял голос, и я вдруг почувствовала, как моё горло сжимается в невидимых ледяных пальцах. Я, словно заворожённая, смотрела на себя в зеркало. Со стороны всё выглядело довольно странно: моя голова сильно отклонена назад, рот широко открыт, лицо почти серое, побледневшее. Я поднесла пальцы к шее, чтобы понять, что так сильно давит на неё, но не смогла почувствовать своего прикосновения, только боль. Невидимые объятия сжимали моё горло, из которого теперь раздавался лишь сдавленный хрип. Неужели меня всё-таки решили убить за непослушание? Неужели мой характер сочли столь неудобным, что поступились даже интересами дела, выгодой, лишь бы навсегда избавиться от меня?

Я стала медленно оседать на пол, мысленно прощаясь со всеми, кто был мне дорог – мамой, отцом, Антоном, Робертом Стронгом… Это имя вновь заставило моё сердце биться быстрее, несмотря на то что я была почти уже мертва.

– Мила! – раздалось из глубины комнаты. – Мила, ты где?

Этот голос! Он, несомненно, принадлежит Стронгу. Но как он вошёл сюда? Дверь ведь была заперта изнутри.

Я хотела ответить, позвать на помощь, но не смогла вымолвить ни слова. Горло, сжатое в стальных тисках, отказывалось повиноваться. Я лишь успела судорожно вцепиться в край ванны, чтобы снова не обрушиться на осколки стакана и не шокировать Роберта своим и без того ужасным видом. Мысль о том, что в следующую секунду меня, наверное, уже не будет в живых, волновала в последнюю очередь. Хотелось даже после смерти нравиться этому прекрасному англичанину.

– Мила! – я услышала волнующий бархатистый голос прямо над своим ухом. – Потерпи.

Я попыталась улыбнуться своими одеревеневшими губами и успокоить Роберта, но получилось довольно неубедительно.

Странно, но Стронг не выглядел удивлённым или озадаченным. Он внимательно осмотрелся вокруг, словно понимал, что мы с ним – не одни в тесном пространстве ванной и что здесь незримо присутствует кого-то ещё, кроме нас.

Наконец он с чувством выкрикнул:

– Делео! Делетио!

Ледяные объятия вновь сжали моё горло. Я захрипела и в тот же миг почувствовала, что боль отступила. Совсем. Словно её и не было вовсе. Словно меня не пытались придушить прямо здесь, в ванной комнате дорогого лондонского отеля. Я дотронулась до шеи и, обнаружив, что ей больше ничего не угрожает, стала медленно подниматься.