– Совсем ничего? – переспросил Оуэн с многозначительно вкрадчивой интонацией в голосе, улыбнувшись ему той самой загадочной улыбочкой, которую практиковал весь вечер.

– А разве похоже, что я что-то хотел?!

Раздраженный («И чего это я развыступался тут… шел бы себе мимо…») Марк направился к лестнице. Он так и не понял, каким образом тот оказался рядом.

– Может, ты хотел, чтобы я пожелал тебе доброй ночи, сладких снов? – Оуэн притянул его к себе, обнял, игриво чмокнул.

– Эй, пусти! Не смей приставать ко мне со своими лобзаниями! – уперся Марк руками ему в грудь. – От тебя противно пахнет!

– Интересно… чем же? – сузил глаза Оуэн.

– Духами твоего любовника! Душится, как девчонка! И сам весь такой противный, жеманный – еще немного, и родился бы женщиной! – наконец-то Марк смог выплеснуть накопившуюся в нем обиду.

Легкое недоумение в глазах Оуэна сменилось насмешливыми искорками.

– А ты никак ревнуешь? – потормошил он брата, растрепав его кудри.

– Вот еще! Кто бы захотел тебя ревновать! – воскликнул Марк. «Щас, разбежался» было написано на его лице.

– Ревнуешь! Ревнуешь!

Расхохотавшись, Оуэн схватил брата подмышку и стал подниматься по лестнице. По дому тут же разнеслись громкие вопли.

– А-а! Ивама, скотина… куда ты меня тащишь?

Оуэн бросил свою «ношу» на кровать. Немного повозился с братом, заставив барахтавшегося на постели Марка, отбивающегося от его рук, рассмеяться от щекотки, потом накрыл одеялом.

– Спи, сладких снов, – пожелал, вставая с кровати.

– А можно с тобой… к тебе? – попросился Марк. С торчащими во все стороны кудрями, смеющимися глазами, раскрасневшийся, он ужасно напоминал бесенка из табакерки.

Уже взявшись за ручку двери, Оуэн обернулся, задержал на нем взгляд. Черт, как же Марк ненавидел вот это самое выражение на его лице. Ну, к чему Ивама там все время прислушивается, с таким ехидством?! Плюхнувшись горящим лицом в подушку, он с головой накрылся одеялом. «Довыступался, да… получил пинка! – бичевал Марк сам себя. – Кто тянул тебя за язык, идиот! Теперь эта скотина обязательно подумает что-нибудь неправильное! У него же одно на уме…»

На самом деле он просто не хотел, чтобы Оуэн уходил. Хотел, чтобы тот остался; готовый признать, что соскучился по нему. По его голосу, теплу его тела, его запаху. «А-ааа, не может быть! – возопил он мысленно. – Ивама, паразит, околдовал меня! И скоро у меня вырастут длинные ослиные уши! Потому что только такому ослу стоит поверить во все это!» Весь в переживаниях и самобичевании, Марк не слышал, как Оуэн ушел и как вернулся.

– Эй, эй… кто звал тебя? – шарахнулся он в сторону, когда тот забрался под одеяло.

Оуэн поймал его за шиворот, прижал к себе. Обнял.

– Перестань орать! Не муэдзин на минарете.

– Но…

– Кляп в рот и веревки.

– Но послушай…

– Ты хотел спать. Спи. Я устал…

Повернув брата к себе, Оуэн слегка взъерошил ему волосы, губами мазнул по щеке, целуя, и тут же заснул. Вцепившись в бирюзовый шелк его пижамы, Марк напряженно замер, готовый отталкивать и упираться, если что. Но объятия Оуэна ослабли, услышав его ровное сонное дыхание, он облегченно вздохнул. Немного повозившись, устроился у него под боком и, уже засыпая, подумал: «Все равно притворщик…»