Мужественно сдерживая слезы, Станислав как мог успокаивал плачущих брата с сестрой. Он старался не смотреть туда, где по дубовому паркету расплывалось темное пятно и скользили игривые солнечные зайчики. Сбившись в кучу, в углу скулила перепуганная прислуга. И не умолкая, снаружи выли собаки.
Вместе с остальными их затолкали в грузовик с брезентовым верхом, к другим таким же напуганным людям. Правда, немец великодушно позволил матери взять в дорогу кое-что из вещей. Потеплее одеть детей. Продолжая изображать галантного кавалера, сам собрал в плетеную корзину немного еды, с улыбкой вручил ей. Даже бутылку вина положил. Можно подумать, они ехали на пикник…
На вокзале людей, будто скот, погрузили в товарные вагоны. Через несколько часов непонятного ожидания поезд тронулся. Ему очень хотелось знать, куда их везут, но зарешеченное окошко было маленьким, и там все время торчала чья-то голова. Когда же Станислав обращался к кому-нибудь, на него оглядывались со странной неприязнью и ничего не отвечали. А потом они оказались за колючей проволокой.
Здесь их сразу же разлучили. Мужчин сгоняли налево, женщин – направо. Скоро он уже потерял из виду мать и Агнешку в толпе испуганно притихших женщин. Чтобы не потерять еще и брата, до боли крепко сжал ладошку Йозефа. Резкими окриками, ударами прикладов, злобным лаем рвущихся с поводков овчарок охранники потеснили мужчин за красную линию на земле, быстро построив их ровными рядами. На него и тут косились с неприязнью, все время толкали и толкали, пока они с братом не очутились в первом ряду. Вокруг воняло потом, грязью и страхом. Неудержимым животным страхом. И чем-то еще, отвратительным до тошноты, что разносил вместе с хлопьями сажи ветер.
Ненадолго завыла сирена, и тревожный гул голосов мгновенно смолк. В сопровождении нескольких офицеров в черных, до пят, кожаных плащах показался начальник концлагеря. Немцы о чем-то весело переговаривались, их смех отчетливо раздавался в тишине.
Шагая так размашисто, что полы плаща хлестали его по голенищам, начищенным до блеска сапог, начальник за разговором, между делом, тыкал коротким стеком то в одного, то в другого и отобранных тут же куда-то уводили. По рядам пополз придушенный шепоток, что их сейчас расстреляют или, наоборот, расстреляют тех, кто останется.
А немец приближался. Рыжеватый блондин, он был высок, плечист. Откормленно-мордастый, с яркими, словно накрашенными губами. И тоже в перчатках. Они все тут были в перчатках. «Мерзкие чистоплюи… заразиться, что ли, боятся?» – подумал Станислав.