В приоткрывшуюся дверь кабинета протиснулась крупная, уже начинающая заплывать жирком, фигура лучшего друга. Шумно отдуваясь (будто нельзя было открыть дверь пошире), Родион плюхнулся в кресло для посетителей и водрузил ноги на его рабочий стол. Взрывоопасный по характеру – гремучая смесь из тбилисских дантистов, обрусевших немцев, смоленского купечества и ростовщика-прадеда из польских евреев, – вместе со всем своим семейством тот мог бы послужить наглядной агитацией к советскому мифу о нерушимой дружбе народов.

– Давай без этих… американских штучек! – посмотрев на подошвы новых Родькиных ботинок, поморщился Виктор.

– Экий вы сегодня неприветливый, господин директор! – отреагировав на его гримасу, тот показал в широкой улыбке ровные, очень белые зубы, но ноги со стола убрал.

– Родька, не паясничай! Говори, зачем пришел, и вали! У меня работы… – Виктор кивнул на документы, лежащие перед ним.

Родион, по-умному прищурив на него свои хитрые еврейские глаза, с тяжеловесной грацией очень большой кошки придвинулся ближе, облокотился на стол и умильно попросил:

– Возьми на себя завтра моих немцев! Ты и шпрехаешь лучше меня. Ну, чистый Ганс, ей-богу!

– А ты что же…

– Да вот, мотнусь до Питера. Иван звонил. Вопит о помощи! – весело оскалился Родион. – Поеду, подброшу деньжат на жизнь нашему борцу с исторической несправедливостью. Чего доброго, еще помрет с голоду, в поисках своего бессмертия!

Виктор понимающе хмыкнул.

– Неужели Ваньке до сих пор не надоело искать мифическую книгу этого чернокнижника? Как его там… Якоб Брюс, кажется…

– Ну, не скажи… – покачал головой Родион, – он уже практически держит книгу в руках!

– Каким же это образом?

– А ему было видение! Во сне!

– И в каком же месте… ему удалось подержаться за нее руками? – настроился на скептический лад Виктор.

В ответ Родион подмигнул:

– А вот об этом… Ванька молчит, как партизан на допросе!

Друзья весело расхохотались.

– Да, забыл сказать, Иван завел себе милого друга! – отсмеявшись, вспомнил Родион.

На лице Виктора отразилось брезгливое недоумение.

– В смысле…из «этих»? – спросил он.