– Идем со мной! Я отведу тебя в рай!

Теплый, бархатный – это был голос любимого. Он звал ее. И дорога к нему была усыпана нежными нефритовыми лепестками. Но она медлила, почему-то ей было жаль топтать ногами эту хрупкую красоту.

– Доверься мне! Я один могу утолить все твои печали! – протягивая руку, продолжал звать он.

Она сделала шаг и вскрикнула от ужаса. Под лепестками была пустота…

Инна проснулась от собственного крика. Села на кровати, прижала ладонь к груди, пытаясь унять испуганное биение сердца. С тревогой посмотрела через комнату на диван. Не разбудила ли своим криком дочь? Но нет! Слава богу, Аришка крепко спала, набегавшись за день, как и полагается восьмилетнему ребенку. Возле дивана, на полу шевельнулась тень. Желтым фосфором в темноте настороженно сверкнули глаза.

– Малыш… – тихо позвала она.

Крупная немецкая овчарка с хрустом зевнула, откликаясь на зов хозяйки. Через минуту влажный нос ткнулся ей в ладонь.

– Хорошо… Малыш, хорошо… – успокаивая скорее себя, Инна несколько раз погладила лобастую голову.

Пес запрыгнул на кровать, вытянулся рядом.

Субботнее утро началось для нее рано. Так рано, что Малыш поверил в то, что они идут гулять, лишь просунув морду в ошейник. В такую рань даже дворник не шаркал еще своей метелкой по асфальту. Не было и небольшой стаи дворняжек, считавших себя хозяевами двора и кидавшихся на них с лаем каждое утро.

Оглядев безлюдный двор, Инна зябко поежилась, пряча руки в карманы старой, мешковато сидевшей на ней, мужской куртки. Конечно, Малышу хватило бы и пары секунд, чтобы порвать любую из шавок, беснующихся вокруг него. Но за нежеланием хотя бы рыкнуть в ответ скрывалось (как она подозревала) вовсе не добродушие пса, а махровое высокомерие этого собачьего сноба. Как-никак голубых кровей, от лучших германских производителей. По паспорту: Персеваль Ульрих Рольф барон фон Клаузе и так далее, и тому подобное.

Неторопливым, прогулочным шагом они обогнули дом и вышли в сквер. Ночью прошел дождь, от мокрого асфальта тянуло холодом. Дул пронизывающий, холодный ветер, но небо было не по-осеннему ярким, все в белых заплатках облаков. Прислонившись спиной к изрезанной трещинами коре старой липы, она запрокинула голову; стояла и смотрела сквозь голые ветви в небесную глубину совершенно бездумно. Влажный нос настойчиво ткнулся в ладонь, Малыш нагулялся и звал домой. Инна вздохнула. Откуда-то пришло смутное ощущение, что должно случиться что-то хорошее, что обязательно закончится плохо.

Во дворе дорогу им перегородила машина. Заляпанный рыжей глиной джип парковался, задними колесами залезая на бордюр. «Какой грязнуля…» – обходя препятствие, подумала Инна, естественно, не о джипе, а о хозяине. За спиной стихло урчание мотора, негромко хлопнула дверца и тут, откуда ни возьмись, с трусливым подвыванием на них бросилась вся стая. Малыш, как всегда, делал вид, что в упор не видит окруживших его пустолаек, но Инну почему-то именно сегодня нахальство дворняг вывело из себя.

– Прочь! Пошли прочь! – неожиданно для себя замахнулась она поводком на ближайшую собаку.

Но заткнуться и разбежаться дворняжек заставил совсем не ее обиженный голос, а сердитый мужской окрик. Она обернулась. Стоявший возле машины хозяин джипа прикуривал, пряча огонек зажигалки от ветра в ладонях. Поймав ее взгляд, кивнул приветливо, будто старой знакомой. Ярко-бирюзовые, какие бывают только у сиамских котов, глаза мужчины светились добротой.

«Не может быть! Ни раздутой от заносчивого чванства физиономии, ни золотых цепей, ни растопыренных пальцев…» – удивилась она. Симпатичного хозяина джипа Инна видела впервые, но ей понравилась его небрежно растрепанная каштановая шевелюра и манера одеваться. В синих расклешенных джинсах, в мокасинах на каучуковой подошве, в светлом замшевом блейзере поверх черного джемпера. В облике незнакомца чувствовалось понимание стиля и хороший вкус.

– Спасибо! – поблагодарила она и, отчего-то раскрасневшись, заторопилась к подъезду, вцепившись в ошейник Малыша, словно в спасательный круг.