– Почему молчу? Вот, говорю… – пожал плечами Виктор. – Мама позвонила только сегодня. Ты же знаешь родителей. Отец сказал: не стоит связываться. Бог с ними, с метрами…

– Ну, нет! Так дело не пойдет! – запротестовал Родион. – Какое-то быдло, еще от грязи не отмылось, а уже мешает отдыхать приличным людям! – и похлопал себя по карманам, проверяя, все ли на месте. – Если что, меня нет… Я в Питере! – сказал он. – Объясняю одному уроду, что по чем и сколько стоит!

В Родькиных глазах полыхнуло чем-то плотоядным. Офисная, из закаленного стекла, дверь жалобно дзынькнула ему вслед, так стремительно он покинул зал для переговоров. Таким рассвирепевшим Виктор давно его не видел.

50 глава

50 глава

Женщина с едва заметной сединой в темно-каштановых волосах, в клетчатом фартуке поверх домашнего платья, выглядевшая моложе своих лет благодаря стройной, подтянутой фигуре, что-то резала на кухонном столе. На плите булькала вода в кастрюле.

Он подошел сзади, ласково обнял мать, поцеловал в висок, не замечая, что делает это в точности, как отец. Заглянул через плечо, спросил, что она готовит.

– Готовлю на обед макароны по-флотски, или пасту под соусом «болоньезе», как принято нынче у гламурных хозяек, – рассмеявшись, высвободилась из объятий сына Анна Дмитриевна.

Виктор взял со стола морковку, хрустя овощем, повертел головой, спросил:

– А где Инна?

Мать легонько шлепнула его по руке.

– Хватит таскать у меня морковь! Иди, Инна в беседке, пишет что-то на своем ноутбуке. Так увлеченно, к столу не дозовешься! – заметила она с еле заметной укоризной в голосе.

Старшие Лабушевы приняли Инну как свою. Правда, Анна Дмитриевна пару дней ревниво покуксилась, присматриваясь к ней. «Не из тех, на кого все заглядываются, исхудавшая после болезни, в чем только душа держится, к тому же старше сына, да еще с ребенком…» – думала она. Но пообщавшись с Инной, понаблюдав за молодыми, поняла, что сын встретил ту, единственную женщину, и успокоилась. В семье Лабушевых мужчины были однолюбами.

Стащив у матери еще одну морковку, Виктор вышел на крыльцо. На ходу надевая куртку, спустился по высоким ступенькам, завернул за дом. Среди берез виднелась круглая ротонда. Такими беседками обычно украшались парки в дворянских усадьбах. Три небольших кушетки, круглый стол в центре – в беседке любили собираться хозяева и гости, устраивая здесь вечерние посиделки.

Инна сидела на кушетке, закутанная в плед. Руки в вязаных перчатках без пальчиков лежали на клавиатуре. На голове наушники и блуждающий где-то далеко взгляд. «Боги… любовь жестока не только к людям…» – размышляла она. Последняя глава «Книги 12-ти Лун» давалась ей с трудом. Весь трагизм безнадежной, отвергнутой любви не предполагал хеппи-энда. Может, поэтому, теряя связь, иероглифы превращались в простые, не несущие никакой смысловой нагрузки, рисунки.