— Давай.

Мужчина поднес зажигалку. Точилин кивком поблагодарил.

Новый знакомый, глядя на дно стакана, сказал:

— Я здесь давно уже. Вторую неделю не вылезаю.

— Заливаешь горе?

— Пропиваю последние деньги. Уволили меня. Сокращение штатов.

— Бывает.

Мужчина выпустил дым.

Он говорил, не глядя на Точилина — тот был всего лишь парой ушей, в которые можно влить свои горести. На месте Точилина мог быть кто угодно — даже глухонемой.

— Баринов, сука. Полторы тыщи человек без работы оставил. Стеклозавод. Говорят, его в будущем году закроют — как все другие предприятия в Холмах. Твою мать! Почему я не в Москве родился?

Он плеснул водки, выпил залпом. Утер губы рукавом джинсовой куртки.

— Высокие Холмы — самый говняный город в мире. Здесь нет работы, учиться негде. Здесь нельзя жить.

— Да, — протянул Точилин. — Зато здесь хорошо вешаться.

Мужчина хохотнул.

Помрачнел.

— Баринов. Убил бы гниду. Помнишь, летом Нестерова убили?

Точилин усмехнулся.

— Как не помнить?

— Знаешь, только без шуток. Я радовался.

— Я тоже.