— Втроем с Бариновым?

— Что? — полковник обернулся. Улыбка начала таять. — Ты что-то сказал?

Покачав головой, Быстров вышел.

Путь по коридору в свой кабинет был еще хуже, чем путь в кабинет полковника. Быстрову хотелось вырвать. Черт! Как он меня… А я-то! Мальчик пятилетний. И шоколадку зачем-то взял. Мы с ним теперь как братья родные. Точилин бы эту шоколадину запихал ублюдку в жопу.

Чернухин, медленно поднимаясь из-за стола, изумленно смотрел на Быстрова.

— Вова, что с тобой? На тебе лица нет. Что сказал начальник? Утрясли дело?

Быстров схватил его за лацканы пиджака. Прижал к стене.

— Отвечай, гнида, ты тоже с ним заодно?

— Да ты спятил! — Чернухин, оттолкнув Быстрова, одернул пиджак. — Какой бес в тебя вселился?

— Ты не ответил.

Чернухин, вздернув подбородок, холодно взглянул на майора.

— Понятия не имею, о чем ты.

Быстров молча смотрел ему в глаза. Чернухин попытался улыбнуться.

— Вова, дружище, ты чего? Давай все забудем, — он протянул ладонь. — Мир?

Под суровым взглядом Быстрова улыбка Чернухина съежилась, превращаясь в звериный оскал.

— Как ты мог? — убитым голосом спросил Быстров. — Мы же с тобой вместе со школьной скамьи. С тобой и с Сашей. Как ты мог предать… дружбу?

Чернухин, не видя больше нужды скрываться, с откровенной неприязнью посмотрел на него.

— Как я мог? Да никак. Как все, так и я. Дружба дружбой, а служба службой. В этой жизни надо как-то вертеться. У меня, в отличие от тебя, жена и дочь. И отец парализованный, под себя ходит, мычит как бык. Точилу грохнули, а мне что прикажешь? Вместе с ним под землю лечь? Тебе мозги запудрил. Кто его просил воду мутить? Теперь ты начал вонять не по делу. И с тобой то же самое будет.

Быстров скривился. Направился к двери. Услышал за спиной презрительный голос теперь уже бывшего друга:

— Идиот! Куда ты суешься? Точилин хоть мужиком был, а ты сопля! Думаешь, ты можешь что-то изменить? Система есть система. Как было, так и будет. Даже если Баринов сядет, что с того? На его место придет такой же!