Так получилось по воле случая – Фридман направил суровой волей. Не будь его поручения, когда бы я ещё выбрался в далёкую Азию. Он выкопал меня из грязи, где я утопал месяца полтора. Ничего не делая, я валялся в собственной шелухе и жил прошлым. Но я принижаю себя – что-то я всё-таки делал, но как-то приторно, изрядно лениво и меланхолично – без мотивации. Босс же отвесил настоящую мотивацию – такую, что равносильна для меня отменой крепостного права. И чтоб получить вольную, я уговорил себя постараться и не опростоволоситься.

Высадился я один, что и к лучшему. К чему эти бесполезные стажёры, партнёры и прочая мишура? Толку от них – ноль, но мороки на все сто. Выгодней справиться с делом одному, без шума и пыли. Я набил в этом деле оскомину, всё ж когда-то входил в пятёрку самых известных промоутеров столицы. То были славные времена, а теперь призовые места заняли новые волки, а я чувствовал себя в шкуре Моховского. Да, таким же старым и ободранным, седым, но по-прежнему рычащим волком. Хотелось бы верить, что хитрым и чуточку мудрым, ведь должен я чему-то научиться у моей канувшей в Лету возлюбленной.

Страсть с к ней утихла, легла на дно, превратившись в слой лёгкого ила. И главное – не будоражит, ил не будет вздыматься вверх, чтоб не стоять пеленой, закрывая видимость. Как водится, страсти лучше не беспокоить. Страсть заменила нежность, безропотная, великодушная, смиренная нежность и вечная добрая память. Я простил ей всё или почти всё, кроме последних неразгаданных тайн. Где-то они всё ещё клубились и ещё дадут о себе знать – я уверен. Где им ещё быть, как ни здесь – вот откуда всё начиналось и, может, здесь и закончится, но, возможно, уже не со мной. Ныне и я как бы не при делах. Но Лизину фотографию я просматривал регулярно.

Признаться, судьбы моих знакомых сложились не так счастливо и оптимистично. Как знать, может, для них всё наоборот, и они считают меня неудачником и лузером, а сами находятся на гребне успеха.

Что сказать об Адель? Я не видел давно. Она отчаялась обрести во мне взаимность, перестала плестись за мной, перестала звонить, прекратила тыкать иголками мою тряпичную куклу. В день нашей последней встречи она просила у всех прощения и сообщила, что у неё открылось невиданное вдохновение. За ночь она пишет по десятку стихов, ни капли не устаёт, полна сил и новых стремлений и собирается улетать на новый поэтический фестиваль в Прибалтику. Это не её прихоть – Адель выбрали из числа прочих конкурентов. Впервые она прошла конкурсный отбор и будет представлять саму себя на широком международном форуме. Очевидно, просто тусовка посолидней, включающая в себя стихоплётов из разных стран, никакого отличия от московской публики с кучкой бездельников – лишь толпа многочисленней и бездельников хоть отбавляй. Пусть едет, раз хочет покорить Европу. Пусть оставит меня в покое. И Адель оставила меня. Впредь никаких контактов. Как сложилась её жизнь после форума, мне неведомо, и я не собираюсь это выяснять. Исчезла, и с концами. Забыть её – вот задача номер один.