Тяжело дыша, Чейз подходит к унитазу, вытряхивает туда пилюли и жмет на слив. Надо действовать быстро, иначе он упадет на колени, сунет голову в горшок и будет руками вылавливать из воды таблетки.
В дверь стучат. И вот так все время. Вот проклятая жизнь. Никогда не могут оставить его в покое. Даже здесь, на втором этаже его персональной резиденции, кто-нибудь обязательно дежурит в коридоре, постоянно следит, вечно спрашивает, не нужно ли чего. Будто Чейз немощный или маленький. В Кэмп-Дэвиде гораздо лучше.
Стук — это всегда плохие новости. Сейчас ему наверняка сообщат еще что-нибудь про замершую экономику, взлетевшие до небес цены на нефть и продовольствие, про то, что понижение процентных ставок не улучшило ситуацию (и предыдущее повышение тоже), про то, как в два раза упали показатели «Эс-энд-пи», про инфляцию, безработицу, бездомных. Все злятся, абсолютно все, его рейтинг снизился до тридцати процентов. Люди говорят: это, мол, Уильямс во всем виноват. Насилие порождает насилие. Если бы он больше занимался интеграцией, Сопротивлению было бы попросту нечему сопротивляться. А теперь уже слишком поздно. От страны отсекли огромный регион вместе с населением. И все его попытки отбить Призрачные земли назад — пустая трата денег и ресурсов. Недавно в «Нью-Йорк таймс» напечатали статью, автор которой назвал операцию по зачистке и борьбе с террористами на северном побережье Тихого океана «заранее проигранной битвой, бессмысленным сгребанием в кучу палой листвы».
Снова стук в дверь. На этот раз громче. Стучат явно кулаком. Но Чейз продолжает молча смотреть в окно. По лужайке прогуливается охранник с немецкой овчаркой на поводке. С вишни опадают белые цветы, похожие на обрывки бумаги. В небе висит холодная голубая луна. Из-за огней города звезд не видно, но в высоте сверкает что-то красное. Должно быть, Марс.
А может, ему вовсе и не сообщат плохие новости. Мало ли кто это может быть. Например, одна из шлюх забыла сережку и решила вернуться. Или охранник услышал, как Чейз буянит, и проверяет, в порядке ли президент, не нужно ли ему чего — принести бутерброд или позвать горничную, чтобы прибралась.
Дверь открывается. На пороге стоит Буйвол. Коридорная лампа светит ему в спину, и от ног Ремингтона через всю комнату тянется длиннющая тень — на мгновение он кажется настоящим гигантом.
— Чейз? — Рука Буйвола тянется к выключателю.
— Не зажигай свет.
Ремингтон опускает руку. Дверь закрывается, и Буйвол щурится. Его глаза не привыкли к темноте.
— Что-то случилось? — спрашивает он.
— Нет. То есть да.