Я медленно кивнула:
— Кажется, понимаю.
— А потом ты не подчинилась прямому приказу. И я подумал, что заклятие просто дало тебе силы выжить, и все. Но это… — Он поднял руку и провел пальцами по моей скуле. Раньше, чем успела даже подумать, что делаю, я потянулась вслед за рукой, когда он убрал пальцы, надеясь снова почувствовать их прикосновение на коже. Шеф сглотнул: — Не совсем так.
Мне потребовалась доля секунды, чтобы взять себя в руки и встать прямо, но было поздно. Мы оба видели, как я отреагировала, — и оба знали это. Волна слепой ненависти к себе захлестнула с головой. Мне хотелось провалиться на месте или убежать из комнаты — но это время прошло. В происходящем не было его вины.
Шеф, помрачнев, смотрел на меня немного грустно и одновременно с жалостью. Ненавижу такие взгляды. Я уже видела его — много лет назад, у Марка.
— Ненавижу тебя, — выдохнула я, невольно сжимая кулаки, — ненавижу.
— Нет, — Шеф вздохнул. — И мы оба знаем, что это не так.
Ударить бы его сейчас — да не за что. Я прикусила губу, стараясь не сказать лишнего и не расплакаться от обиды. На себя — за ту слабость, которая теперь съедала меня изнутри; на него — за то, что стал ей; на Доминика — за то, что из-за него я стала зависимой.
Шеф вздохнул и, встав с края стола, направился к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся. Я так и смотрела в почерневшее небо за окном, снова и снова прокручивая в мозгу тот момент, когда моя воля отключилась, и тело потянулось за его рукой.
— Черна…
— Я не собираюсь сдаваться.
— Я знаю, — он помолчал. — Побудь здесь, я схожу за Оскаром, надо еще раз обсудить все относительно Доминика.
Я кивнула, не оборачиваясь. За спиной стукнула, закрываясь, дверь.
Как только Шеферель вышел, ноги у меня подкосились. Я держалась, кажется, на адреналине и злости на себя. Я ненавидела зависимость, от чего бы она ни была. Неважно. Зависимость же от живого существа — пожалуй, худшее, что могло случиться.
Прикрыв горящие глаза, я попыталась растереть руками гудящую голову. Курить. Срочно курить. Оглядевшись, я заметила у кресла свой рюкзак — там точно была начатая пачка. Не глядя, я сунула руку внутрь, но пальцы коснулись не гладкого бока «Парламента», а шероховатого картона. Папка! «Сюрприз» от дорогого начальника — я так и не успела с ней разобраться. Сейчас мне как раз надо было на что-то отвлечься, и секреты тридцатилетней давности подходили как нельзя лучше.
Прикурив сигарету, я снова уставилась на обложку, пытаясь понять, что несет под собой имя «Ардов Роман Георгиевич». Зачем мне тебя подсунули?