По поросшей колючей травой земле не нужно идти, над ней можно парить. Это приятно, это дает ощущение свободы. Вот он совсем рядом, и глазом моргнуть не успеет, как станет таким же, как она, – мертвым… Пришло время для мести.
По поросшей колючей травой земле не нужно идти, над ней можно парить. Это приятно, это дает ощущение свободы. Вот он совсем рядом, и глазом моргнуть не успеет, как станет таким же, как она, – мертвым… Пришло время для мести.
Больно… Разве может быть больно тому, кто ничего не чувствует, у кого нет ни души, ни тела?! Что же тогда превратило ее в горстку пепла у его ног, что заставило молить о пощаде?
Больно… Разве может быть больно тому, кто ничего не чувствует, у кого нет ни души, ни тела?! Что же тогда превратило ее в горстку пепла у его ног, что заставило молить о пощаде?
– Ты всегда была нетерпелива, любовь моя. – Он улыбается, правой рукой поглаживает медальон на своей груди. Серебряная рыба, та самая, которая сторожит ее мертвое тело. Его охранный амулет и ее проклятье. – Нетерпелива и глупа. Пришло время научить тебя играть по правилам. Теперь ты Хозяйка колодца, ты хранишь вход в потайную пещеру. Я знаю, тебе скучно там, под землей. Тебе хочется убивать. Такова твоя натура, я сам тебя такой создал. Резвись, убивай! Любого, кто посягнет на мои богатства!
– Ты всегда была нетерпелива, любовь моя. – Он улыбается, правой рукой поглаживает медальон на своей груди. Серебряная рыба, та самая, которая сторожит ее мертвое тело. Его охранный амулет и ее проклятье. – Нетерпелива и глупа. Пришло время научить тебя играть по правилам. Теперь ты Хозяйка колодца, ты хранишь вход в потайную пещеру. Я знаю, тебе скучно там, под землей. Тебе хочется убивать. Такова твоя натура, я сам тебя такой создал. Резвись, убивай! Любого, кто посягнет на мои богатства!
– Ненавижу…
– Ненавижу…
– Я знаю. Ненавидеть у тебя получается лучше, чем любить. Меня это устраивает. Вполне.
– Я знаю. Ненавидеть у тебя получается лучше, чем любить. Меня это устраивает. Вполне.
Костлявая рука касается ее щеки, и ей кажется, что она чувствует его прикосновения. Это странно, это что-то давно позабытое, но хранящееся где-то в потайных уголках души. Если, конечно, у нее вообще есть душа.
Костлявая рука касается ее щеки, и ей кажется, что она чувствует его прикосновения. Это странно, это что-то давно позабытое, но хранящееся где-то в потайных уголках души. Если, конечно, у нее вообще есть душа.