Но ее унесли, перехватывая обнаженное тело. И Всадник отложил смерть демона еще ненадолго.

Кошка снова прыгнула, подстегиваемая ударом коленей в бока. Тяжкий удар черного кулака встретил лобастую голову, сшибая ее, как цветок чертополоха, поникающий на тонкой шейке стебля. Падая, Онторо взвизгнула, мутнеющими глазами водя по столбам ног, уткнулась носом в камень, неровно вдыхая запахи пота, пыли и слабой травы, проросшей из трещин и раздавленной твердыми пятками. Задние лапы ее подергивались, расплывалось под животом мокрое, остро воняющее пятно. А свернутая набок голова лежала неподвижно, ничего не чувствуя ниже сломанного шейного позвонка. Дернулось ухо, ловя спокойный удаляющийся смех и легкие шаги. Белый Всадник, бросив ее, бежал по воздуху, уверенно ступая невидимыми босыми ногами, летел вперед, не обращая внимания на то, что она умирает. И впереди, там куда он стремился, возносясь, как дух воздуха и падая призрачным мотыльком, чтоб оттолкнуться и подняться снова, — там навстречу ему поднималось витое тулово большого питона, что внезапно проснулся и зашевелился, лениво расплетая петли.

«Я-а-а-а…»

Кошачья глотка хрипела, в кошачьей умирающей голове не было мыслей, только маленьким краешком, подталкиваемая близкой смертью, засветилась слабенькая, человеческая, которой позволено было прийти лишь потому, что смерть вот она, уже не отменится.

«Я… не зверь. Онторо. Жен-щи-на. Че-ло-век-к-к-ххх».

«Да?» Всадник смеялся, запрокидывая красивое лицо к темному небу. Поднял руки и выпрямил колени, набирая высоту, чтоб оттуда ринуться в тесную клетку, пробивая плоскую змеиную голову ледяным сквозняком. «Ты умираешь. Слаба. Я говорил, не сумеешь вернуться».

Зрители кричали, хлопали и качая головами, доставали кошельки. Звенели монеты, переходя из одной ладони в другую. Кто-то жадно пил вино, кто-то хватал с подноса фрукты и, разбрасывая, рычал, требуя сырого мяса. А рядом истерически смеялись женщины. Люди вставали, чествуя демона, тянули шеи, разглядывая, как тот, поднимая ногу, готовится добить умирающую пятнистую тварь, что все еще дергалась, скользя лапой по плитам. И никто не видел, как над квадратной клеткой зависло, собираясь клубком, размытое белесое пятно.

Онторо застыла, утишая судороги зверя. Нельзя кошкой. Нельзя сейчас кошкой. Кошка умрет через пару мгновений, когда хохочущий великан опустит на ее спину тяжелую ногу.

Не по меркам времени пира, а по совершенно другим, в испуганной голове летели, отщелкивая себя, воспоминания и, падая, отскакивали, уносясь прочь.