— Глянь-ка! — в случайно наступившей тишине между приступами смеха и говора удивился громкий хмельной голос, — скромница какая. Хочет скрыть от нас свои бедра.

Загоготали мужчины и захихикали женщины. И смолкли по-настоящему, увидев быстро текущую черную тень, что выбиралась из лаза, сворачиваясь толстыми кольцами.

Хаидэ пригнулась, сужая глаза и натягивая в руках тряпку. Вдруг безнадежность ударила ее, ледяной водой обрушиваясь на затылок и не оставляя тепла ни на одном участке кожи.

Я не смогу. Ни за что. Оно огромно…

И ей пришлось мгновенно напрячься, выгрняя из головы все. Пусть будет пуста, но без страха.

Теренций, с уставшей спиной и ноющими плечами, тускло посмотрев на смутно видимую через прутья обнаженную женскую фигуру, поднялся, покачиваясь. Пошел вдоль скамьи, наступая на ноги мужчинам, опираясь на чужие плечи и похлопывая, с рассеянной улыбкой. Тяжело сойдя по маленькой лесенке, махнул рукой Мератос, что сидела с женского края, открыв рот и вытягивая шею.

— Поди к этой, что в красном с синей каймой. Скажи, господин отправился спать и ждет ее, — сказал подбежавшей рабыне.

Та поклонилась и побежала к скамьям, пугливо кося глаза на прутья клетки.

Теренций пошел за угол дома, тяжело ступая, держался рукой за поясницу и клял Канарию. Вот уж правда, чортова баба. Ненасытна в грубых страстях. Странно думать, ведь он сам был таким когда-то. Когда в его дом привезли степнячку. Да, почти такой был. Только кичился тем, что его удовольствия изысканны, как правильно заквашенный гарум, такие же пряные и воняют, как надо. Канария честнее его. Не прикидывается, что это высоко. Жаждет низкого и грубого. И получает это.

Не оборачиваясь на опасливый ропот и испуганные вскрики, свернул в одну из арок, ведущих во внутренний коридор дома.

Вот она решила скормить удаву какую-то грязную девку. И ведь скормит. Даст той умереть, когда змей придушит ее петлями. В наказание как бы. За предполагаемое воровство.

Тяжело ставя ноги на каменные ступени, он поднимался на второй этаж. Раб с факелом тащился сбоку, вытягивая руку, чтоб Теренцию были видны ступени. Дом Канарии похож на его…

Раб забежал вперед, склонился, откидывая занавес на входе в гостевую спальню. Теренций остановился, убирая руку с поясницы и перенося ее к груди, где вдруг сильно заныло сердце. Дом похож. И то, что происходит сейчас, странно похоже на всплывающие в памяти события. Он стоял над измученной степной дикаркой, которую поймали в конюшне. И хотел бросить ее псам. Его жена вступилась за нищую беглянку. И был еще старый велеречивый купец, любил воздевать руки горе, так, что парчовые рукава свисали с локтей. Хитрый Даориций. Это он улестил его, позволив случиться цепи событий.