– А там начало твориться что-то ужасное? – поежилась я.

– Именно. Шестиногов…

– Шес-то-пе-ров!!!

– Ладно, Шестиперов думал, что «приносить жизни» – значило совершать какие-то ритуальные убийства, но все оказалось намного проще. Жертва должна была просто находиться в доме или возле него в конкретный промежуток времени, в осенние черные ночи, а хранитель сам приходил за ней. От наследников даже марать руки не требовалось, добрая бабушка обо всем позаботилась. Даже о том, чтобы незаконнорожденный внучок обрел покой, едва лишь выполнит свою миссию.

– А, так вот почему каждый год случалось по одной смерти!

– Кстати, там еще одно условие имелось. Считалось, что жертва должна была быть добровольной.

– Да кто же согласится?! – удивилась я.

– Понятно, что никто. А потому применялась условность – жертвой становился тот, кто знал о хранителе клада…

– И говорил о нем вслух, зная, что кто болтает, за тем он придет! – догадалась я.

– Вот, – кивнула Ника. – Логика понятна даже ребенку: кто знает, что болтать нельзя, а сам болтает, тот явно набивается в жертвы. Именно таких хранитель и забирает. Типа сами напросились. И детишки в садике все поняли правильно, потому и твердили, что о «страшном мальчике» говорить нельзя.

Я понурилась:

– Такими идиотками оказались мы. Да еще и сейчас сидим тут и об этом болтаем.

– Точно, – кивнула Ника. Однако впадать в уныние она, похоже, не торопилась, продолжая рассказ в той же насмешливой манере. – Вот и стояла эта больница, она же детский сад, до недавнего времени. Все местные знали о ее дурной славе, а в начале семидесятых годов сюда прибыл человек, являвшийся прямым потомком Шестоперовых. Да еще и нашел тут по городу несколько своих захудалых дальних родственничков, которых попутно перезнакомил между собой. Эх, слышала бы ты, с какой гордостью эта поселковая леди превозносила свой «воссозданный род»! Рада была, что есть возможность похвалиться. Ну надо же – жили Иванами, родства не помнящими, а тут старинного помещичьего рода оказались! Было бы чем гордиться… Так вот, это славное семейство, в отличие от своих предков, не стало отказываться от старушкиного наследства…

Ника умолкла, молчала и я, и в звенящей тишине мы услышали, как что-то ритмично царапает окно в одной из дальних от нас комнат.

– Ой, что это? – прошептала я.

– Когтистая лапа ужасного чудовища! – сделала страшные глаза Ника и зашевелила пальцами на обеих руках, изображая ту самую лапу. А потом нормально пояснила: – Ветка в стекло бьет, ветер поднялся. Я сама испугалась сначала, пока не пошла и не посмотрела.